Походный барабан
Шрифт:
У моего дома все было тихо и темно, только почудилось мне какое-то шевеление в тени неподалеку.
Войдя в дверь с обнаженным мечом в руке, я обыскал комнату — и убедился, что там никого нет; потом прошел в угол, где мог сидеть на постели и читать, оставаясь невидимым снаружи. Маленький фонарь я заслонил, а дверь чуть приотворил, чтобы заметить за ней малейшее движение.
Книга, которую я выбрал, была редкостью, позаимствованной из библиотеки Большой мечети. Она попала в мои руки необычным путем.
Я разбирался в кипе рукописей, не внесенных
Дверь была заперта, но любопытство мое все возрастало, и я открыл замок отмычкой, воспользовавшись искусством, которому обучился у уличного люда.
Передо мной оказалась небольшая комнатка, удобно обставленная, но на всем здесь лежал толстый слой непотревоженной пыли. Это был частный кабинет для занятий, возможно, принадлежавший когда-то самому аль-Хакиму. Несомненно, что именно здесь халиф, один из крупнейших ученых арабского мира, занимался изучением старинных рукописей.
Среди примерно пяти десятков книг, находившихся тут, были некоторые хорошо мне знакомые, но та, что лежала на столе, в кожаном переплете, представляла собой перевод с китайского и называлась «Ву Чин Цун Яо», то есть «Краткое руководство по военному искусству»; написал её Цзэн Кунлянь в 1044 году. Открыв её, я обнаружил тщательное исследование военного искусства китайцев, а также монголов. Больше всего заинтересовало меня описание взрывчатого порошка, который китайцы использовали в военных действиях. Среди примечаний в конце книги приводился рецепт его приготовления.
Мавры не знали ничего похожего, и в христианской Европе порошок этот также был неизвестен; но здесь, в моих руках, оказалось все: способ изготовления, указания по использованию и кое-какие сведения об особенностях действия порошка при содержании его в бамбуковых трубках, а также в деревянных или металлических сосудах.
Судя по замечаниям, написанным аккуратным старческим почерком, эта книга, должно быть, попала в руки аль-Хакиму незадолго до его смерти. Халифы, занимавшие трон после него, не обладали свойственным ему интересом к книгам, и эта комнатка была забыта.
Сунув книгу в карман, я запер дверь и сложил рукописи так, как они лежали раньше. Многие из них были дубликатами уже переведенных, м могли пройти годы, пока кто-нибудь потревожит их покой ещё раз.
Военное дело относилось к предметам сильнейшего моего увлечения, и книга, которую я сейчас держал в руках, оказалась для меня истинным сокровищем. С ней можно завоевать царство. Она могла также поднять на воздух стены замка барона де Турнеминя.
Я надежно укрыл её в другом отделе библиотеки и неделю назад отважился украдкой проскользнуть в книгохранилище, чтобы унести её с собой для подробного изучения. Сейчас я снова перечитывал
Однако мне трудно было сосредоточиться. Я чутко прислушивался к малейшему звуку на темной улице за дверью, и наконец засунул книгу под рубашку и погасил свечу.
Некоторое время я сидел в темноте, положив обнаженный меч на колени, напрягая слух; во мне нарастала тревога.
На улице что-то упало — или кто-то. Послышалось хриплое, надсадное дыхание и такой звук, словно что-то волочили по земле. До меня донесся слабый стон, стон человека, испытывающего страшную боль, и я приоткрыл дверь пошире — петли, смазанные маслом, повернулись беззвучно.
— Кербушар! Помоги мне!..
Это была Сафия. Она, пошатываясь, приподнялась и чуть не упала, споткнувшись о порог. Я подхватил её свободной рукой, осторожно уложил на пол и, сунув меч в ножны, опустился на колени рядом с ней. Она прошептала:
— Беги! Они идут! Они заставили меня говорить, и они убьют тебя… они…
Несмотря на риск, я зажег свечу. Ее платье насквозь пропиталось кровью, она была жестоко избита — местами тело было рассечено до кости; а ноги превратились в кровавое месиво после жестоких ударов по пяткам.
— Они посчитали меня мертвой… Я не могла оставить тебя… Но беги же! Я освобождаю тебя от твоего обещания… Я не имею права…
Повесив на плечо мешок с картами и несколькими ценными книгами, я завернул её в чистый халат и поднял на руки.
Движение могло убить её, но, если её найдут здесь, то убьют наверняка.
Выбравшись через окно, я поднял Сафию на стену и положил рядом с собой, потом затворил окно. Рискуя свалиться, понес её по верху стены в полной темноте; листья скользили по моему лицу и одежде.
Лошадей в конюшне никто не трогал. Оседлав двух и взяв на повод остальных, я привязал Сафию к седлу, вывел коней и закрыл за собой дверь.
Ночь была прохладной, почти холодной. Высокие арки акведука бросали густую тень на мостовую. Сегодня ночью я покину Кордову. Вернусь ли когда-нибудь? Я любил этот город, и, хотя он многое у меня отнял, но дал гораздо больше.
Скачка будет отчаянная. Она может убить Сафию, но другого выхода у нас нет.
Держась в тени, мы подъехали к потайным воротам. Как я и надеялся, стражи при них не оказалось.
Не обращая внимания на стоны пришедшей в себя Сафии, я скакал к горам, не останавливаясь. Что сотворила Сафия, чтобы заслужить такие пытки, я не знал и знать не хотел. Что бы она ни делала, кончилось все катастрофой.
Перед рассветом я отыскал лощинку у ручья. Снял Сафию с лошади и принялся за дело. Не зря читал я «Канон» Авиценны и труды других великих учителей медицины. Промыл раны, пользуясь лекарствами, которые давно заготовил в дорогу. Осторожно протер истерзанную спину и перевязал.