Походный барабан
Шрифт:
— А я смогу войти в долю в вашей компании?
— Ты будешь одним из нас. И твой меч должен стать нашим. Я считаю, нам понадобятся мечи.
— А куда вы направляетесь?
— Через Памплону в По и в Авиньон. Мы идем на восток, но не напрямую, а от ярмарки к ярмарке…
Так и случилось, что я, который был ученым, географом и, может быть, врачом, превратился теперь в купца.
Купца с мечом.
Глава 25
Бурые холмы разлеглись вдоль узкого тракта, словно спящие львы. Далеко впереди, во главе каравана, ехал «шильдраке» — знаменосец. За ним следовали шестеро вооруженных
Караван состоял примерно из пятисот вьючных животных большей частью лошадей и мулов; были в нем также и волы. Когда нагруженные на них тюки будут проданы или перегружены на лошадей, волов съедят. Вьючные животные шли парами, потому что дорога была узкая; по сторонам колонны двигалась вооруженная охрана.
Караван сопровождали четыре женщины, а мужчин насчитывалось шестьдесят два, все — бойцы, закаленные постоянными странствиями и непрестанными вооруженными стычками. Все были пайщиками в деле; в лице Руперта фон Гильдерштерна они имели превосходного начальника, который поддерживал строжайшую дисциплину.
Того, кто нарушал принятые правила, немедленно изгоняли из компании. Товары его выкупали, а самого оставляли одного, где бы ни происходило дело.
В то утро Гильдерштерн стоял, уперев руки в бока, расставив ноги, словно вросшие в землю, и пристально смотрел на меня. Это была его привычная поза, но мне только предстояло это узнать.
— Ты кельт?
— Из Арморики, что в Бретани, вблизи песков Бриньогана.
— Знаю эти места… А женщина? Она не жена тебе?
— Она знатная госпожа, которой я многим обязан. Действительно знатная госпожа.
— Я так и думал. Скажи мне — и не прими вопрос за оскорбление… благопристойного поведения?
— Как мужчина мужчине отвечаю: да. Мы с ней друзья. Хорошие друзья, и ничего больше. И кроме того, — добавил я, — она может оказаться очень ценным человеком. Это знатная дама, которая занимается сбором сведений. Она была в самой гуще событий в Кордове, пока её не обнаружили враги. Я помог ей бежать, потому что однажды она помогла мне.
Гансграф кивнул.
— Мы направляемся на север, в Монтобан, а потом на ярмарки во Фландрию и обратно — в Шампань. Может и год пройти, пока доберемся до моря… — Он устремил на меня острый взгляд: — И ещё одно: войдя в трактир, ты был готов к драке… Скажи, ты не задира, не любитель лезть в драку?
— Нет, я не из таких.
— К твоему сведению: мы все здесь вроде одной семьи в смысле верности и взаимопомощи. Все ссоры и несогласия улаживаю я. В любой момент, если ты чем-либо неудовлетворен… или если будем не удовлетворены мы, если ты окажешься не таким, каким должно, мы выкупаем твой пай, и ты уходишь своей дорогой. Компания защищает всех своих членов, и все торговые компании готовы прийти на помощь друг другу…
Под пасмурным небом двигались мы вперед и вперед. Большие ярмарки во Фландрии и Шампани привлекали купцов из всех стран Европы. Считалось, что честь быть старейшей принадлежит ярмарке в Сен-Дени, однако и другие — в Ипре, Лилле и Брюгге возникли почти столь же давно. Во Фландрии самая крупная проводилась в Генте.
К началу двенадцатого столетия ярмарки в Баре и Труа, а также в Ланьи и Провене были уже старинными, а в Шампани со временем превратились в денежные рынки Европы и расчетные палаты по долговым и кредитным сделкам, заключенным во всех христианских странах и многих мусульманских.
Торг продолжался от трех
Законы многих стран давали особые привилегии ярмаркам и купцам, которые участвовали в них; привилегии эти были направлены на поощрение торговли. Купцы, торговавшие на ярмарках, действовали по специальным уложениям — «кондуитам», пользовались защитой и покровительством правителя страны, через которую они проезжали. Порядок поддерживали специальные группы вооруженных людей — «ярмарочная стража»; письмо, скрепленное печатью этих стражников, обеспечивало безопасность каждому, кто его имел.
Ни один купец, направлявшийся на ярмарку или обратно, не мог быть задержан в связи с долговыми обязательствами, взятыми вне этой ярмарки, и никому можно было не опасаться ареста за любое преступление, совершенное прежде.
Участникам караванов дозволялось также играть в карты и в кости в дни церковных праздников.
Самым оживленным торговым путем был тот, по которому мы собирались следовать — от Прованса к фламандскому побережью, в Шампань, в Кельн, Франкфурт, Лейпциг и Любек в Германии, а потом, может быть, в Киев и Новгород; закончить путь предполагалось в Константинополе.
Компания (это слово происходит от латинского выражения «ком-панис», что значит «разделяющие хлеб») возникла для того, чтобы разделить и тем уменьшить опасности путешествия в эти неспокойные времена, когда дороги постоянно осаждали шайки разбойников, отряды баронов-грабителей и целые армии воинствующих монахов, покинувших свои обители ради нападений и грабежей.
Первыми купцами, очевидно, были безземельные люди, бродяги и авантюристы, которые всегда появляются в обществе во времена смуты и брожения. Часто становились торговцами младшие сыновья, бесприютные изгнанники, зарабатывающие деньги местной торговлей или тайно финансируемые церковными властями. Кое-кто начинал с торговли вразнос или с мелких уличных лавчонок в городах, а потом, накопив некоторый запас товара, пускался в дорогу вместе с себе подобными.
Один из купцов, ехавший впереди, задержался, желая побеседовать со мной. Худощавый, с лицом хищной птицы, он был уроженцем Ломбардии и прозывался Лукка.
— Ты поступил разумно, — сказал он. — Фон Гильдерштерн — лучший гансграф на этой дороге. В прошлом году в Швабии он основал свою собственную ярмарку у переправы, потому что чует рынок, как другие чуют кувшин с хмельным медом. Редко бывает, чтобы наши капиталы оставались без дела… Впрочем, и руки наши тоже.
Лукка взглянул на меня:
— Ходят слухи, что ты ученый. А какого рода?
Прекрасный вопрос… Какого рода я ученый? Да и ученый ли вообще? Невежество мое беспредельно. В сравнении с ним мои познания ничтожны. Я взыскую знания не столько затем, чтобы улучшить свою судьбу, сколько для того, чтобы понять мир, в котором живу; эта жажда привела меня к ученью и к размышлениям. Чтение без размышления — ничто, ибо не так важно то, о чем говорится в книге, как то, о чем она заставляет задуматься.
— Хороший вопрос, — ответил я Лукке, — пожалуй, вернее всего на него ответить, что я просто искатель мудрости, считающий своим предметом познания весь мир, ибо, по-видимому, все знания связаны между собой и каждая наука каким-то образом зависит от других. Мы изучаем звезды, чтобы больше узнать о земле, и травы — чтобы дальше продвинуться в искусстве врачевания.