Походный барабан
Шрифт:
Многие из лавочников писали письма за плату, были авторами книг и образованными людьми, сведущими в различных областях. Лавки книготорговцев служили не только местом продажи книг, но и очагами интеллектуальных диспутов.
Несколько раз я покупал здесь копии старинных рукописей и проносил их в свой новый дом тайком, под одеждой. Одна из этих рукописей происходила из частного собрания великого египетского врача Имхотепа и касалась лечения болезней глаз, кожи и конечностей.
Я никогда не уставал околачиваться вокруг книжных лавок, прислушиваясь к спорам, рассматривая египетские папирусы, китайские бумажные листы, свитки, пергаменты. Кордова изготовляла
В 751 году китайские пленники принесли с собой в далекий город Самарканд искусство изготовления бумаги из обрывков полотна, льняного или конопляного. В 794 году в Багдаде была устроена бумагоделательная мельница, и во всех правительственных учреждениях пергамент заменили бумагой. К десятому веку она широко распространилась по всему мусульманскому миру, а с её появлением пришло и обилие книг.
Бесцельно прогуливаясь по улочкам базара, я беседовал с ткачами и их хозяевами, очарованный их искусством. Подбирая нужный корм, они выводили особые породы шелковичных червей, которые пряли шелк разных цветов. Белые коконы получали, кормя червей листьями белой шелковицы; однако если брали листья карликовой шелковицы, то коконы становились желтыми, а черви, вскормленные листьями клещевины, давали желтовато-коричневые коконы. Немногие, кроме тех, кто занимался этим ремеслом, были посвящены в эти тайны, и даже не все, работающие с шелком.
Арабы, искуснейшие прядильщики и ткачи, проводили опыты со многими видами листьев, и мне шепотом рассказывали, что один из них придумал даже такой шелк, который мог отравить того, кто его носил, потому что в корм червям давали ядовитые для человека, хотя безвредные для шелкопряда листья.
Этот шелк был величайшей редкостью, и халаты или подштанники из него продавались лишь немногим тайным заказчикам. Впрочем, халаты из этого материала шили редко, потому что он особенно сильно действовал, соприкасаясь с кожей. Покупателями часто бывали женщины из гаремов, желающие устранить соперницу, или сыновья властителей, рвущиеся к трону. Чаще всего из такого шелка делали подштанники, рубашки или тюрбаны; в таких случаях сила яда увеличивалась под действием телесного тепла. Носивший такое платье был обречен на смерть, часто в припадке безумия, но без каких-либо признаков отравления.
Говорили, что один араб кормил своих червей листьями индийской лианы с цветами-колокольчиками, отчего черви будто бы давали шелк багряного цвета. Однако это были лишь слухи.
Продавались и красивые краски для пряжи; лучшая красная краска добывалась из насекомых, живущих на дубах; таких насекомых арабы называли «кирмиз" note 13 .
На сердце у меня тяжким грузом лежало беспокойство, и я не решался надолго уходить из своей каморки, ибо, когда я понадоблюсь Сафии, то надобность эта будет внезапной и отчаянно спешной. Она дала мне кров, еду и одежду в момент наибольшей нужды, и более того, если кто-нибудь мог выяснить, где сейчас находится мой отец, то именно она. А ей грозит смертельная опасность — это я знал несомненно.
Note13
кошениль.
Иногда у меня мелькали подозрения, что она занимается колдовством, хотя никаких признаков этого я не замечал. А уж для человека, сведущего, подобно мне, в древнем неписаном знании, они были бы очевидны. Разве родители моих родителей
Наши семейные предания повествовали о временах, когда на самом высоком месте острова Мон-Сен-Мишель стоял друидский храм — задолго до того, как христиане собрались что-то строить там. Разве мои предки не учились в тайных святилищах покинутого города Толант, разрушенного норманнами в 875 году?
Разве я сам не был посвящен в древние таинства, и не однажды? Впервые — у Мен-Марца, высокого серого камня вблизи Бриньогана на берегу, где я родился…
Говорили, что друиды исчезли, а может, их и не было никогда… Но обычаи и традиции очень живучи на суровых берегах нашей Арморики, и среди её обитателей есть такие, которые и поныне ещё ходят на старые места в глуши Арре и Гюэльгота.
Среди этих лесистых холмов, на берегах вспененных стремительных потоков, между скалами есть места, которые мы, посвященные в древнее знание, не забыли и никогда не забудем. Там познавал я историю моего народа, историю, начавшуюся ещё раньше, чем первые кельты пришли в Бретань. Некоторые из них перебрались в Англию и Эйре, отступая под натиском римлян, — лишь для того, чтобы через много лет вернуться и пополнить кельтское население Бретани.
Я снова подумал о Валабе. Придет ли она когда-нибудь на Улицу Книготорговцев? Увижу ли я её там?
Сафия не появлялась, и так могло продолжаться ещё много дней.
Я пойду на Улицу Книготорговцев.
Глава 24
Сбросив одежду, я искупался в небольшой ванне в углу комнаты. Это был старинный вестготский дом, а ванну устроили позже, когда появились мавры.
Постоянные упражнения в компании акробатов, борьба, учебные бои на мечах развили у меня мышцы спины, плеч, рук и ног. Я уже перестал расти, но возмужал и стал гораздо шире в плечах и в груди. У меня была тонкая талия, узкие бедра и стройные, но сильные ноги.
Когда я впервые ступил на землю Испании, меня ещё практически не беспокоила растительность на лице; а теперь я носил бородку, подстриженную по последней моде, и усы. Волосы у меня были черные, на свету приобретавшие рыжеватый оттенок, — наследие кельтских предков.
Поддавшись мгновенному настроению, я надел свою новую кольчугу. Она была мелкозвенная, поразительно легкая и носила клеймо знаменитого толедского оружейника. Меч я подвесил на перевязи через плечо — по мавританскому обычаю.
На улице было пусто, если не считать унылого ослика да двух верблюдов в отдалении, лежащих там, где их обычно седлали в дорогу. Странно, что животных оставили на ночь на этом месте.
Улица Книготорговцев была ярко освещена. Повсюду виднелись группы студентов, и, прогуливаясь среди них, я тщетно высматривал Валабу. Меня угнетало тяжелое чувство подавленности, но стряхнуть его не удавалось. Некоторые книготорговцы заговаривали со мной, явно стараясь втянуть в беседу, но в этот вечер мне было не до разговоров.
Разочаровавшись в конце концов, я отправился обратно. Ничего из моей прогулки не вышло. Валаба была занята где-то в другом месте.
Стоящий на углу нищий подошел ко мне за подаянием, но, приблизившись вплотную, прошептал:
— О могущественный! Не возвращайся домой. Беги! Если твоих врагов пока ещё нет здесь, то скоро они появятся…
Нищие дружелюбно относились к уличным музыкантам и певцам, а меня в то время считали одним из них. И все же я не мог последовать этому дружескому предостережению — мне надо было ждать Сафию.