Похоронное танго
Шрифт:
И смотрит на меня с такой улыбочкой, за которой без слов читается: не согласишься - увидишь, что будет, и с тобой, и с твоей семьей.
– Ой!
– говорю я.
– Вы меня так шандарахнули, что я сейчас ответить не берусь, переварить надо. Не на курорт предлагают все-таки, а в тюрьму. Можно подумать хоть немного? Время-то у меня есть?
– Как, Николай?
– окликает Владимир.
– Дадим человеку время морально подготовиться?
– А чего не дать?
– отозвался Николай.
– До послезавтра утром вполне терпит.
– Что ж, - Владимир опять мне в рожу хмыкнул.
–
– Вам здесь до деревни полкилометра, а нам вас к самому дому подвозить не стоит. Нечего, чтобы соседи глазели на наши тесные отношения. Гуляйте! А бутылку можешь с собой забрать.
Выбрались мы с Константином из машины, бандюги развернулись и уехали. Константин к початой бутылке руку протянул.
– Батяня, дай глотнуть.
Я ему без слова бутылку протянул, он приложился как следует, рот тыльной стороной ладони утер.
– Не нравится мне, батя, вся эта история. Ой, как не нравится.
– А мне, думаешь, нравится?
– ответил я.
– Они ж убьют тебя, батя. Ты на себя вину возьмешь, денег они отвалят, а через два-три месяца тебя в лагерях шлепнут, по бытовой разборке. Не дадут тебе из лагерей выйти, потому что ты всегда будешь опасным свидетелем оставаться. Мало ли, что ты можешь спьяну растрезвонить... И меня они убьют, когда ты сядешь, потому что я тоже для них опасный, тоже лишнее вякнуть могу.
– По-твоему, я этого не понимаю?
– вопросил я.
– Давай-ка, сядем вон на тот бугорок в тени, бутылку прикончим да потолкуем.
Присели мы на бугорок, чуть в стороне от дороги, ещё понемногу приложились, и я говорю:
– Я ведь на почту не за конвертами бегал.
– Это я понял, батя. А для чего?
– Братьев твоих вызвал. И ещё повезло, что я их в конторе застал, новую разнарядку получать приехали.
– По-твоему, братаны помогут? Да их зароют вместе с нами, и вся недолга!..
– Я уж не знаю, - вздохнул я.
– Но подумалось мне, что всей семьей мы как-нибудь отобьемся, а если поврозь будем, то нам точно не жить. И потом...
– Да?..
– Катерину помнишь? Кроху такую, внучку Степана Никанорыча, которому большой дом в Старых Дачах принадлежал?.. Хотя, какая она кроха, она ведь, я сейчас соображаю, постарше тебя будет, хоть и помладше Григория с Михаилом...
– Что-то припоминаю, хотя и смутно...
– Константин нахмурился.
– А старый дом - это ты про тот, который ещё дурным называют?
– Про него, про него... И тут, вишь ты, какая история. Бандюги подчищают всех, кто хоть какое-то касательство к этому дому имел и кто с Катериной хоть мимолетно мог общаться... А ты разве не слышал, о чем мы талдычили?
– Так то ж на другом конце стола было, и на нашей половине стола все говорили враз, разве услышишь?
– Так вот, они внушали мне, что Степан Никанорыч, оказывается, штатным палачом был...
– Что-о?
– у Константина
– Да то, что слышишь. И какой-то невнятный намек проскользнул, что, мол, все разборки идут оттого, что Степан Никанорыч, во время оно, за свои палаческие заслуги этот дом получил, и что внучку палача защищать или покрывать - это последнее дело. Дьяволово отродье и сдохнуть должно по-дьявольски..
– Погоди...
– Константин хмурился, продолжал мозгами ворочать.
– Эта женщина, что тебе тысячу за шабашку отвалила... Это Катерина, что ль? Приехала? И ты в дурном доме шабашил?
– Шабашил я в дурном доме. А Катерина это или нет, я не знаю.
– Как это - не знаешь? Как это может быть?
– А вот так. Хозяйка дома - такая же блондинка, какой Катерина была. Красивая. И Катерина была красавицей. Но, при этом, богатая так, как только акулы нынче бывают богатыми. И хватка у неё акулья. Достаточно её ледяные глаза увидать, чтобы поджилки затряслись. Такая, знаешь, которой кровь людская как водица. Через все переступит баба, если ей понадобится. А Катерина - она теплая была. Хотя, как знать, люди меняются, я-то когда Катерину последний раз видел, ей сколько было лет? Десять? Двенадцать? А сейчас, по всему, должно этак двадцать два - двадцать три выходить. Может, и двадцать четыре. Кто знает, какой она стала, к двадцати четырем годам? Может, и разбогатела, и озверела. Да, и еще. Эта блондинка все-таки немного постарше Катерины выглядит. Я бы сказал, что ей скорей под тридцать. Хотя, с другой стороны, сейчас в женском возрасте не разберешься, столько всяких у них примочек появилось, чтобы и моложе выглядеть... и постарше, когда надо. А могла Катерина за эти годы разбогатеть и озвереть? Могла. Могу я с уверенностью опознать во взрослой девахе маленькую девочку? Нет, не могу. Вот и гадай тут.
– А она-то... как она тебе представилась?
– Татьяной представилась.
– Значит, не она, - сделал вывод Константин.
– А Катерина дом кому-то продала, после смерти деда.
– Не скажи! В том-то и дело, что дом никому не продавался. Меня и бандюги заверили, и я сам проверил... Катерина только что в права наследства введена, после смерти деда. Куда ей было дом продавать? И хозяйкой она представилась... Да могла и не представляться, по всему видно, что хозяйка, что дом ей принадлежит. А что Татьяной назвалась - так я сам тебе хоть кем назовусь, если мне захочется. В общем, наши бандюги уверены на все сто, что это она. Катерина то есть.
– А ты сам что думаешь?
– после паузы спросил Константин.
– А я тебе говорю, что не знаю! Вот, твоих братьев попросил проверить по пути, если у них получится.
– Но к чему ты больше склоняешься?
– поинтересовался он.
– Я-то?..
– я призадумался.
– Я к тому склоняюсь, что это все-таки не она. И что какая-то очень странная игра вокруг этого дома идет. И если мы не разберемся, что за игра, то точно головы сложим. А если раскусим эту игру, то, Бог даст, выкрутимся... Пошли, в общем, - я выкинул пустую бутылку в кусты.
– Ты для баньки воды натаскаешь и затопишь, пока я передохну? Мне сейчас банька - первое дело!