Похоронное танго

Биргер Алексей Борисович

Тут мне, наверно, объяснить надо, чтобы было понятно, о чем речь зашла. "Бомбилами" у нас называют тех, кто по пустым дачам и домам орудует, причем не от случая к случаю, когда выпить особо охота, а профессионально, так сказать, основные средства существования имея от этого. Можно сказать, что и "таджичка" из бомбил была, но до настоящих суровых бомбил не дотягивала. Недавно у нас бомбилу покрутили, на городской квартире, удалось его выследить по свежим следам, там менты ахнули, когда в квартиру зашли: в квартире от наворованных вещей повернуться негде, по коридору бочком протискиваться приходилось и к газовой плите через настоящие горные перевалы перебираться, чтобы обед себе разогреть. Этот бомбила, значит, он как разбомбит несколько дач зараз, так потом месяца два-три вещи выдерживал, и сбывать их ездил понемногу, на толкучки в самые отдаленные районы или даже в другие городки. И всегда из своего запаса отбирал, какие вещицы уже "отлежались",

какие продавать можно, а с какими лучше повременить. Словом, осторожным был, но в конце концов засыпался.

А сдатчики - это те, кто отовсюду цветной металл тащат, чтобы сдать их в скупку, государственную или подпольную. Цветной металл сейчас дорого стоит, это раньше алюминиевые ложки и кастрюли в магазинах за копейки валялись, а теперь даже у "черных" скупщиков алюминий и медь по четыре рубля килограмм можно сбыть. И уж тащат все, что ни попадя. Алюминиевую лодку на берегу теперь оставлять никак нельзя. На городской пристани был алюминиевый трап, откидной, на шарнирах, так и его как-то ночью спилили. А уж провода с электролиний снимают только так, километрами! Целые деревни без света оставляли, целые городские районы. И ведь убивало током народ, а все равно лезет. У нашей соседки, молочницы, четыре алюминиевых бидона свинтили, а пятьдесят литров каждый... Да всего и не расскажешь, что попереть могут. И понятно, что с проводами или с трапом в государственную скупку не пойдешь, там сразу милицию свистнут, вот и идут к "черным" скупщикам. А у тех и свой транспорт налаженный, хоть в Углич, хоть в Тверь, хоть в Ярославль, хоть до самой Вологды, и инструмент разделочный, те же провода могут на такие мелкие обрезки покрошить, что никто в них проводов не признает, решат, что отходы производства. И борются с ними, и ловят, и публикуют, сколько людей за последние месяцы током поубивало, при попытке провода снять - и все без толку. Больно прибыльный бизнес, такой вот расклад.

– И, значит, сперва у нас в доме посмотрели, потом по участку пошли, докладывал Константин.
– А как увидели свежеразрытую землю за компостной ямой, так сразу и говорят, что проверить надо, что, похоже, алюминиевый лист тут зарыт...

Здесь я без дальнейших объяснений понял, что случилось. Есть такие, которые, зная, что у милиции они на примете и что к ним всегда могут нагрянуть, закапывают свою добычу в огороде. Ведь что алюминию сделается? Он может хоть тыщу лет в земле лежать. А милиция тоже наловчилась такие захоронения находить, особенно после того, как рабочие умудрились поснимать всю алюминиевую обшивку в цехе вредного производства при одном заводе. Там не сразу пропажи хватились, потому что цех почти два года стоял, и рабочим зарплату кое-как платили, вот они и спроворились обшивку обдирать. При этом многие не сразу на продажу волокли, а на чердаке прятали или в землю закапывали, в запас на будущее, чтобы торгануть, когда весь шум уж точно уляжется. Говорят, почти четыре тысячи квадратных метров алюминиевого листа таким образом приватизировали... Ну, я говорю, может, преувеличение, а может, никаких преувеличений в этой цифре и нет. Во все поверишь, когда километрами провода снимают, когда алюминиевую миску на секунду без присмотра оставить нельзя, и когда в одном местечке даже бронзовый памятник Ленину сумели на куски разрезать и в скупку уволочь... Словом, если у людей, которых милиция подозревает, что они на незаконном промысле живут, замечается взрытая земля там, где грядок нет и ничего не посажено обязательно милиция эту землю копнет, для проверки и для очистки совести. Вот и выходит, что копнула милиция за нашей компостной ямой в расчете найти рулон алюминиевого листа или нечто подобное - а нашла добычу посолидней. Можно представить, что с ними было, когда труп вылез, и какие торнадо тут начались!.. Подвели нас сбытчики, как есть подвели. Если бы не их повадки, всем уже известные, не стали бы менты в нашей земле ковыряться.

– И всех гостей наших тоже увезли, на другой машине, - закончил Константин.
– И Владимира с Николаем этих, и Смальца.
– Только на них, в отличие от нас, наручники надели.

Так, соображаю, выходит, не сделали ещё окончательного вывода, кто виноват. Всех по отдельности будут трясти и допрашивать: авось, кто-нибудь да расколется. И вообще, подумать, богатейший урожай милиция за один раз сняла: тут тебе и убийство, и покушение на убийство, и укрывательство краденого, и невесть что, тут и целая толпа сграбастана, и мы Константином, и все "братки", и старший Горбылкин, к которому скоро младший должен присоединиться... Можно считать, менты за одно утро десятилетний план выполнили.

Все это я продумывал, пока нас везли, а ехали мы где-то с полчаса. Может, чуть побольше. То есть, сколько-то думал, а сколько-то кемарить продолжал, и в том блаженном состоянии находился, когда мысли со снами путаются. Не успеешь порадоваться, что, вот, мол, на хорошую мысль набрел, и надо бы её удержать, как сразу понимаешь, что

не мысль это вовсе, а что-то вроде сновидения, навеянного дремотой. И два слова в голове крутятся: "Внучка палача... внучка палача..." Кто ж их произнес, Николай или Владимир? Я с трудом восстанавливаю ночную посиделку, по крохам воспоминания собираю, и ясности пока что нет никакой. Нет, понимаете, наводки на резкость. Зато насколько смутно я вчерашний день вижу, настолько четко мне другие картины видны. Вот Степан Никанорыч кричит со своего участка: "Слышь, Яшка, зайди подсобить!.." А его внучка восьмилетняя, Катя, сквозь густую траву пробирается, которую мне как раз выкосить надо, для того меня и призывают, и солнечный свет на ней лежит, на личике её, но волосах белокурых, на красном платьице. И движется сквозь зелень это пятнышко, красное с золотом, маленькое и трогательное такое, а Степан Никанорыч ей вслед глядит... Палачом он был, значит? Но откуда ж это Владимиру с Николаем стало известно, если за все долгие годы, что Степан Никанорыч здесь жил, никто из местных ничего не проведал? И почему они на этом упор сделали? Большой упор... И начало казаться мне, что вся нынешняя история как-то завязана на те давние дела, и что ответ на все нынешние загадки, что происходит и почему люди чуть не косяками гибнут, почему смерть свое танго все бравурней закручивает, огненным таким ритмом, в котором яркие юбки, развеваясь, перед глазами кружатся, и каблучки-шпильки все азартней и знойнее и звончее ритм этого танго отстукивают, надо в тех делах искать, в профессии Степана Никанорыча, и в том, как его профессия была с судьбой его дома связана, с приобретением этого дома и со страстями вокруг то ли его покупки-продажи, то ли находящегося в нем имущества. И вот это все мне то ли думается, то ли снится, я свои мысли картинками сновидений вижу, повторяю вам, и, как всякие летучие сны, они очень убедительными и правильными кажутся, пока не проснешься.

А окончательно я очнулся, когда нас привезли и выгрузили в местный КПЗ. Приткнули нас с Константином в одну камеру, где уже задрипанный мужичонка имелся. Только спал этот мужичонка, крепко спал, перегаром воздух приправляя. Так что, можно считать, мы вдвоем сидели.

– Вот так так, сынок, - сказал я.
– Правильно говорят, что от сумы и тюрьмы не надо зарекаться. Кто б ещё вчера подумал, что нас в такое дело впутают?

– Это точно, батя, - вздохнул Константин.
– Только вот как теперь выпутываться будем?

– А наше дело - маленькое, - ответил я.
– Ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем. Нежданные гости совсем к ночи заявились. Ночью, можно считать. После этого мы все вместе за столом сидели, хотя, конечно, кто-то выходил, хоть до ветру, приходил потом, да ещё за Виталиком Горбылкиным погоня была - недолгая, правда. Но, вроде, никто не отлучался на такое время, чтобы успеть могилу выкопать. И ты пойми, что нам главное не только самим от обвинений отмазаться, но и бандитов не подставить, чтобы с нами потом не сделали то же, что с Шиндарем. Поэтому надо следить за собой, чтобы ни одного словечка не проскочило, ни одной крохотной оговорки, которые можно было бы истолковать как признание в их вине.

– Это я понимаю, батя, - вздохнул Константин.

– Вот и хорошо, что понимаешь, - и я на нарах растянулся.
– И тебе советую поваляться и отдохнуть хорошенько, раз уж случай выпал, что ни на огороде горбатиться не надо, ни по другим работам пупок рвать.

– Ко всему-то ты, батя, спокойно относишься, и во всем хорошее найдешь!
– засмеялся Константин. И тоже улегся отдыхать.
– А все-таки, как ты думаешь, выйдем мы отсюда или нет?

– Выйдем, - ответил я, хотя уверенности у меня не было.

И затихли мы оба. Я лежал, потолок созерцал, пытался в мыслях порядок навести. Эх, думал я, только бы нам выбраться отсюда... А с другой стороны, может, и лучше, если мы здесь пока посидим? Там, за этими стенами страшное что-то творится, и нас, по несчастливой нашей звезде, в самый центр этого кровавого водоворота швырнуло. И, коли дело так пошло, ещё и ещё трупы будут, можно не сомневаться. Ту же Ирку-оторву, её положат, как пить дать положат... И в любой момент мы, в этой оголтелой мочиловке, могли бы оказаться крайними, или из очень нужных свидетелей стать совсем ненужными... А здесь, за крепкими запорами, мы, честное слово, целее будем. Пусть там, на воле, они перебьют друг друга, чтобы на нас наехать, когда мы выйдем, было уже некому...

Но тут меня дернули.

– Бурцев, Яков Михалыч, - сказал мент, отворяя дверь нашей "предвариловки".
– Валяй, на допрос.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Мне-то что, надо так надо. Поднялся и иду. Доставили меня в кабинет, где сидит один из ментов, меня с сыном забиравших. По тому, как все другие к нему обращались - старший среди них. Вполне молодой ещё парень, лет тридцати. Чуть с гаком, может.

– Садитесь, Яков Михалыч, - и на стул указывает.
– Давайте знакомиться. Гущиков Владислав Антонович, лейтенант, замначальника по угро здешнего отделения.