Похоронное танго
Шрифт:
И, разведя гармошку, я запел:
Шумел камыш, деревья гнулись,
А ночка темная была,
Одна возлюбленная пара
Всю ночь гуляла до утра.
А поутру они проснулись,
Кругом примятая трава...
– Понесло, батя?
– сказал Гришка, наливая себе самогону в стопарь. Аккуратно наливая, на два пальца. По-моему, Катерине хотел лишний раз показать, какой он степенный и соображающий, без заносов. А вот перебил меня малость торопливо: видно, не по душе ему было, чтобы я допел про "Ах, не одна трава примята, Примята девичья краса!.." Занервничал, понимай, и за себя, и за Катерину.
– Когда до "Камыша" доходят, то это уже показатель градуса.. С чего ты развеселился так?
– Есть ему, с чего развеселиться, - Татьяна созерцала меня то ли насмешливо, то ли как.
– Он нам такую сказку рассказал, что восхитил дальше некуда. Хорошая сказка. Да уж, есть ему, - повторила она, - чем гордиться. И даром сказителя, и другими талантами.
– Что за сказка?
– спросил Гришка.
– Ну, сказку он вам потом отдельно перескажет, чего сейчас-то повторять? А вот некоторые выводы, и вопросы
– Сделал, - кивнул я.
– Как раз начальнику уголовной части намек подкинул. Он, по-моему, воспринял и обрадовался. Даже если это неправда, он все равно слух среди бандитов запустит, за полную правду.
– Значит, максимум к нынешнему вечеру они в ножи пойдут, - сказала Татьяна.
– И тут только один скользкий момент остается. Тот именно, что к утру слух о том, что Владимир Губанов - человек, приставленный "органами", до Николая Фомичева ещё может не добраться, не успеть долететь. То есть, утром они ещё могут действовать заодно. И приехать за тобой, дядя Яков, чтобы тебя в тюрьму спровадить...
– она вскинула голову, огляделась, прислушалась.
– Насколько я понимаю, всем, кроме Зинаиды, известно о том, какие условия бандиты дяде Якову выдвинули. Зинаиду вы от этого трудного знания бережете, и правильно. Но она спит крепким сном, поэтому мы можем говорить открыто и откровенно. Итак, вполне возможен вариант, что утром эти Губа с Фомой все-таки явятся. Выходит, дядя Яков, нужно пока тебе где-то отсидеться, чтобы с бандитами в прямой конфликт не вступать. Думаю, что до...
– она примолкла, прикидывая про себя.
– Да, часов до двух дня. Судя по средней скорости, с которой вести разбегаются в криминальном мире, к двум часам партнеры уж точно отношения выяснять начнут и не до тебя им сделается. Конечно, очень вероятно, что этого Николая-"Фому" уже просветили, и никто не приедет, но в таких делах всегда лучше перестраховаться. Вот я и предлагаю, чтобы до вечера вы этого дома не покидали. Да и мне спокойней будет, когда мы с Катериной уедем документы оформлять... Я хочу, чтобы вы все поняли, - она обвела нас взглядом.
– Я от этого дома не отступлюсь ни за что и никогда. Теперь, когда вокруг него такой дым коромыслом, мне тем более интересно стать его владелицей, и разобраться, откуда дым повалил. Может быть, я в этом разберусь, когда ещё раз все документы на дом прогляжу, в том числе и те, которые в районе хранятся. А еще, я за вас ответственность чувствую, раз вас тоже в эту мясорубку затянуло. Вот я и предлагаю: отсиживайтесь здесь. А если бандиты сюда пожалуют, то дяде Якову лучше не показываться. Пусть кто-то из сыновей выйдет и скажет: да, мол, всю ночь гудели в этом доме, и гудеть продолжаем, а где отец - понятия не имеем. Найти не можем. Он в ночь так ужрался, что куда угодно мог уползти, не отыщешь. Но он, даже пьяный, помнил, что у него с вами какая-то встреча назначена, и твердил, что опоздать не должен. Так что, не волнуйтесь, появится он у вас, когда протрезвеет. Такие объяснения успокоют их настолько, что они решат: лучше подождать несколько часов, чем бегать по округе, дядю Якова разыскивать. Да и нам с Катериной эти несколько часов ой как пригодятся, чтобы в городе все дела сделать, не чувствуя за собой погони. Вот и получится, что вы заодно и нас прикроете. Лучше всего будет, чтобы ты, Михаил, объяснения с бандитами на себя взял если они появятся, конечно. Потому что запросто могут и не подумать сюда заглянуть. Годится мой план?
– Годится, - сказал Мишка.
– Нормальный план.
И мы все с этим согласились.
– Тогда давайте спать разбредаться, - сказала она.
– Вон, пятый час ночи пошел, - она оглянулась на спящего Константина.
– Его, наверно, и будить не стоит, вполне удобно в кресле спит, вот пусть и почивает до утра. А для всех остальных комнат и спальных мест хватит. Спать недолго придется, нам с Катериной не позже девяти уже выехать нужно. Ты, дядя Яков, на второй этаж лучше поднимись, в одну из дальних комнат, чтобы на стук во входную дверь случайно не выскочить, спросонья-то. А вы располагайтесь как хотите. Мы с Катериной по своим комнатам расходимся.
– А мы, пожалуй, по прощальной примем, - сказал Мишка.
– Чтобы крепче спалось.
Она улыбнулась ему.
– Примите, дело святое.
И, загасив сигарету, в свою комнату пошла. А Катерина, пожелав нам спокойной ночи, в свою удалилась.
– Что ж, разливай на троих, по полной
– И я на боковую пойду.
Приняли мы по полной, и я наверх поднялся, выбрал комнату с тахтой помягче, окнами на восток оказалась комната повернута, улегся, подушку взбил, под голову поудобней пристроил, ноги вытянул.
Как, наверно, поняли уже вы, я могу в любой момент храпака дать пушками не разбудишь. А могу такую бодрость вдруг обрести, что не лезет в меня сон, и все тут. И, вроде, насиделись, и выпили, и устали, только и отдыхай - ан нет, не смыкаются глаза. Может, оттого, что я днем проспал крепче крепкого, до самого вечера, больше шести часов. А может, слишком душа и мысли были разбудоражены. Только повалялся я, повалялся, да и встал. К окну подошел. А за окном уже зорька занимается. Я, знаете, такой момент поймал, когда сперва предрассветная тьма густая-густая, гуще некуда, хоть глаз выколи, и ничего в этой непроглядной тьме не разберешь, и вдруг восточный край неба будто взрывается, и после этого слепящего взрыва повисает над ним золотисто-розовое, а то и красное, если с ночи туман встал сырой и плотный, марево, а вся земля предстает в такой белесоватый сумрак погруженной, в тот сумрак, в котором каждый листочек отчетливо виден, каждая травинка, каждая сухая веточка, но видятся они нереальными какими-то, будто в старом кино, где пленки не черно-белые даже, а вроде тонированных. Да, вот так, будто вымышленный мир видишь, то ли миновавший, то ли грядущий, но не наш, не тот, в котором мы живем. Но этот вымышленный мир, он, как и тьма самая густая, только секунду держится, даже меньше, а потом вот эта сумеречная дымка начинает быстро-быстро таять, и вот уже длинные тени на земле лежат, и все утренней, росистой чистотой сверкает, и дрожь жизни возникает в воздухе. Особенно хорошо такие июньские рассветы в лодке встречать, сети выбирая. Над большой водой и самый первый, самый сумеречный проблеск рассвета все равно дышит, по воде бледной золотистой тенью скользит, разгон набирая, и такая свобода вокруг ощущается, что и собственная жизнь кажется безграничной. А вот когда будят с рассветом, чтобы до жары картошку окучить, или рассаду рассадить, помидорную либо капустную, или полить огород, или что ещё там, этого я терпеть не могу.
И вот так первый рассвет я встретил, и тут спиной почувствовал, что дверь в комнату отворяется, входит кто-то.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Я оглянулся. Это Гришка сперва заглянул в комнату, а потом втиснулся тихохонько, бочком, в приотворенную дверь.
– Ты чего маешься?
– спросил я.
– Да, наверно, от того же, от чего и ты, батя, - ответил он. Неспокойно мне.
Я кивнул ему.
– Да, уж.
– И вот, подумал я... Спросить у тебя хотел...
Я подождал малость. То есть, не то, что подождал, я и чуток забыть успел, что он в комнате, к окну отвернувшись и на рассвет таращась. Очень меня этот рассвет занимал. Потом, спохватившись, опять к нему повернулся.
– Так у меня чего ты спросить хочешь?
– Хотел спросить, если не спящим тебя застану, что ты им насчет "таджички" напел.
– Так я взял и догадался, что с "таджичкой" произошло, и думал Татьяну моей догадливостью пугнуть, а она странно отреагировала, очень спокойно.
– Вот и расскажи мне об этом, - попросил Гришка, присаживаясь на тахту и пальцы рук, в локтях на колени опертых, переплетая.
Чего ж не рассказать ещё раз, я с удовольствием, ведь получается, что себя самого в лучшем свете представляешь. Вот я и поведал ему и о моих догадках и о всех репликах, мою "сказку" сопровождавших.
Гришка думал, думал, после того, как я рассказ закончил, потом сказал:
– А как ты к её идее относишься, чтобы завтрашний день, до вечера, здесь отсидеться?
– Нормальная идея, - ответил я.
– Здравая. И, вроде, все в ней учтено. Даже то, что именно Мишка должен к бандюгам выйти, коли они пожалуют.
– Угу, - кивнул Гришка, хмурясь.
Уж для кого, для кого, а для него мне все эти подводные течения объяснять не требовалось. В одной жизни выросли. И что куда в этой жизни клонится, оба понимаем. И, в общем, такая картина возникала:
Народ у нас такой, которому до всего есть дело. И, главное, на удивление быстро все у нас народу известным становится. Вот, скажем, дом на отшибе стоит, в стороне от главных наших прохожих путей, и, все равно, спорить готов, с сегодняшнего утра старухи будут судачить, что в "большом доме", или в "дурном доме", ведь по-разному его называют, всю ночь свет горел, пьянка-гулянка там была, и в этой пьянке-гулянке все семейство Бурцевых участвовало. Видно, бандюги этот дом откупили и новоселье справляли, а Бурцевы, понимай, спутались с бандюгами, потому что не впервой ночь напролет они с такими мордорезами проводят... Приблизительно так будет. Слух, конечно, может и до Владимира с Николаем, этих "Губы" и "Фомы", добраться, если они приедут. Хотя, есть у нашего народа ещё одна интересная особенность: как промеж своих косточки друг другу ни перемывают, а перед посторонними могут рот на замок замкнуть, словечка клещами не вытащишь. Однако ж, когда сплетня громкая, вроде того, что кто-то зажил богато и с бандитами гуляет, то эта сплетня, конечно, и до постороннего уха долетит, не утаишь в мешке шила. И вот прослышат Владимир с Николаем, что нас надо в том доме искать, который их так интересует - да и сунутся. Ведь, кроме того, вытрясли они из меня, что Татьяне (которую они, надо полагать, так Катериной до сих пор и считают) известно про захороненную "таджичку". И даже больше - что это она её перезахоронила по-новой. И ещё им известно, что их быки, отправившиеся ночью, пока они алиби себе у нас делали, эту Татьяну-Катерину прибрать, так и исчезли бесследно, а в их багажнике труп Шиндаря нарисовался, как раз этим быкам и доверенный на тайное захоронение... И когда они все эти факты в одну груду свалят, и начнут мозговать над ними, что бы все это вместе значило, они до самых нехороших идей додуматься могут.