Поиграй со мной

Мак Бекка

— Ты не дала мне закончить. Такая нетерпеливая. Мне нравится, что ты остаешься наедине с самой собой. Что ты создала для себя границы и исследовала их. Я думаю, это сексуально не потому, что у тебя лежит кое-что интересное в прикроватном ящике, а потому, что ты не боишься быть человеком, с которым тебе приятно в одиночестве.

— Вовремя спасся, здоровяк.

— Возвращаясь к твоему нетерпению… Мне это тоже нравится. Это не эгоистично и не утомительно, а наоборот. Ты так искренне увлечена столькими делами, что хочешь взять их в свои руки прямо сейчас. Это вызывает у меня желание испытать все вместе с тобой. Твое счастье вызывает зависимость.

Мое лицо пылает, зубы прикусывают

нижнюю губу.

— Продолжай.

— Я так давно хотел, чтобы ты впустила меня, — он касается моей щеки, когда мое лицо вытягивается от его тихих слов. — Потому что я хотел знать все, Дженни. Почему ты иногда закрывалась от меня, почему была против таких вещей, как секс, и почему у тебя было мало друзей. Но теперь я понимаю, что это не то, чего ты на самом деле хотела. Ты заставила меня попрактиковаться в терпении, и, поступая так, я научился доверять тебе, немного больше доверять самому себе. Твои стены были не просто так, и ты не позволила мне заставить тебя снести их по моему хотению.

Он улыбается.

— Мне нравится, что у тебя были стены. Ты решила узнать себя лучше, чем кто-либо другой, прежде чем впускать кого-то другого, и я восхищаюсь этим. У стольких людей поверхностные, пустые отношения, потому что они на самом деле не знают самих себя. Но я знаю тебя так хорошо только потому, что ты знаешь, потому что ты способна быть непримиримой.

Обхватив ногами его бедра, я притягиваю его ближе.

— Ты думаешь, что знаешь меня?

— М-м-м. Ты кричишь, когда злишься, и плачешь, когда тебе грустно. Но ты также плачешь, когда злишься, и кричишь, когда тебе грустно. Тебе неловко, когда ты плачешь, потому что ты думаешь, что это делает тебя слабой, но я думаю, что показывать твою мягкую сторону — это сильно и храбро, и я бы хотел, чтобы это делало больше людей, включая меня. Ты молчалива, когда ошеломлена или напугана, и тогда ты больше всего держишь меня за руку. Ты честная и громкая, и ты самый большой поклонник самого себя, когда дело доходит до танцев, но я хотел бы, чтобы ты была таким же большим поклонником всего остального. Твой любимый способ прижаться ко мне — прильнуть щекой к моей груди и просунуть свою ногу между моими, и я думаю разделить с тобой «Данкарус» на диване или получить пинка под зад на повторе «Просто танцуй» — мое любимое занятие в мире. Ты заставляешь меня смеяться больше, чем кто-либо когда-либо, и у тебя самые странные оскорбления в мире, и ты…

— Гаррет? — я кладу руку ему на щеку, возвращая его взгляд к своему.

— Да?

— Сколько еще причин у тебя есть?

Он чешет затылок.

— Э-э, я не знаю. Я просматривал их все сегодня по дороге домой на самолете. Это длилось шесть часов, и у меня не хватило времени.

Я хихикаю, потому что верю в это. Гаррет до боли честен, хотя бы потому, что он самый дерьмовый лжец в мире. Я не думаю, что у него хватит духу на это.

— Почему ты был сегодня в самолете? Где ты был?

Он ставит меня на ноги и, взяв за руку, ведет к дивану, где мы садимся вместе. Он проводит пальцами по волосам, выглядит потерянным, выражение его лица болезненное, тяжелое, измученное.

Я кладу руку ему на бедро.

— Все в порядке?

— Да, теперь это так. По крайней мере, я так думаю. Думаю, это началось вчера утром, во время перелета домой из Колорадо. Мы разговорились, и Картер сказал, что ты не готова встречаться. Обычно я пропускаю мимо ушей все, что он говорит, но он сказал, что ты сказала ему, что была счастлива

одна, что ты не хотела ничего менять или быть привязанной к кому-либо. И тебе позволено говорить это и чувствовать это. Мы не говорили о том, чтобы выйти на новый уровень наших отношений, но, думаю, учитывая свидание, которое у нас должно было быть сегодня вечером, я просто подумал, что, может быть… может быть, ты готова. Потом в самолете у меня отключился Wi-Fi, и я не мог написать тебе, а к тому времени, как мы приземлились, у меня была куча пропущенных звонков от моих сестер. Мои родители поссорились, и мой отец ушел с бутылкой виски. Мои сестры были напуганы и хотели, чтобы я вернулся домой, и единственным человеком, с которым я хотел поговорить, была ты, — он смотрит на меня из-под ресниц. — Ты была мне нужна, а тебя не было.

Моя грудь сжимается от душевной боли в его голосе.

— Прости, Гаррет.

Он быстро качает головой.

— Пожалуйста, не извиняйся. Это не твоя вина, и я знал, что ты была занята. Но я позволил своим страхам взять верх надо мной. Я позволил себе подумать, что мы значили для меня больше, чем для тебя.

— Это неправда, — я кладу руку ему на щеку, поворачивая его лицо обратно к своему. — Это неправда, — повторяю я. — То, что у нас есть, значит для меня все тоже самое, что и для тебя. Прости, что меня не было рядом, когда я была тебе нужна. Теперь я здесь.

— Когда я увидел Саймона с его руками на тебе, когда я услышал, как ты повторяешь все, чего я боялась, что мы были не более чем друзьями, что наши отношения были просто удобными… Это вывело меня из себя. Мне казалось, что я едва держусь за свои семейные дела, а потом…

— А потом ты сказал, что тебе нужно пространство, — в этом есть смысл, но это не останавливает ревущую боль, и я хватаюсь за грудь, прямо там, где болит.

Гаррет кладет свою руку поверх моей, прижимая мою ладонь к сердцу.

— Мне так жаль, Дженни. Мне было больно и я был подавлен, и чем дольше я сидел там один, тем больше я сомневался во всем. И я просто… я не знаю. Кажется, я упал. В моей голове был полный кавардак, и я оттолкнул тебя, потому что не мог разобраться в своих мыслях.

Я сижу, обдумывая его слова, мгновение, прежде чем переплетаю свои пальцы с его.

— Я прощаю тебя.

— Правда?

— Вот что делают друзья, когда любят друг друга, когда совершают ошибки и извиняются. Ты простил меня за то, что я разозлилась и убежала от тебя в ту ночь, когда мы увидели Кевина.

Взгляд Гаррета скользит вниз, к нашим сцепленным рукам, прежде чем вернуться ко мне.

— Ты мой лучший друг, Дженни, но я больше не хочу быть просто друзьями. Мне не нужны некоторые преимущества, я хочу их все. Я хочу тебя всю.

— Я уже твоя, Гаррет, благодаря нашей дружбе.

— Мне это нравится, — он оставляет поцелуй на костяшках моих пальцев, затем рассказывает о своей короткой поездке домой. Он рассказывает мне о том, как нашел своего отца в закусочной, как он был зол всего мгновение, пока не увидел, насколько тот сломлен. Он рассказывает мне, почему его отец был на грани рецидива, как они вместе пережили это, как он привел его домой к его маме и свернулся калачиком со своими сестрами.

— Я годами просил их переехать сюда. Мне кажется, это прекрасная возможность начать все сначала. Он сказал, что подумает об этом, но кто знает, — он пожимает плечами. — Я не хочу, чтобы моим сестрам приходилось звонить мне, когда я им нужен. Я хочу все время быть рядом с ними и не хочу наблюдать, как они взрослеют через FaceTime.

— Ты хороший старший брат.

Он мягко улыбается, прежде чем отвести взгляд и сглотнуть.

— Гаррет? Что еще?

Он колеблется, облизывает губы.