Поиграй со мной
Шрифт:
Кара тычет меня пальцем в щеку.
— Прекрати вести себя так, будто тебя сейчас стошнит.
— Я скоро блевану.
Оливия хихикает, прежде чем мягко улыбнуться.
— Картер сказал, что Гаррет помогал тебе искать твою игрушку. Это было мило с его стороны.
— Да, я думаю, и он об этом явно сожалеет.
— Почему он должен сожалеть об этом?
— Потому что Индиана Боунс ударил его по лицу, — бормочу я, проглатывая два кусочка лакрицы.
— Кто такой Индиана Б… — Кара замирает, слова повисают в воздухе, прежде чем она взрывается таким громким
— Я не била его этим по лицу. Мы подрались из-за коробки, в которой он был, коробка порвалась, а Индиана Боунс взлетел в воздух и вроде как… ну, ты поняла, — я взмахиваю рукой, прежде чем ударить тыльной стороной по своей щеке. — Это его вина. Он не должен был смотреть.
Сквозь смех Оливия спрашивает:
— Что, черт возьми, побудило его заглянуть в эту коробку?
Я пожала плечами.
— Наверное то, что на коробке было написано «игрушки».
— А, — она ухмыляется, — он искал мягкую игрушку, поэтому подумал, что это логично.
— О, смотрите! Время гимна, — я вскакиваю со своего места. — Разговор окончен.
Разговоры о фаллоимитаторах, бугорках и хорошем, твердом члене, в чем, очевидно, мы с Оливией обе отчаянно нуждаемся, отходят на второй план, когда начинается игра. Мы играем против нашего главного соперника. Подобные игры требуют неотрывного внимания, поэтому я могу выкрикивать непристойности в адрес судьи каждый раз, когда он что-то упускает.
— Судья, ты серьезно! — я вскакиваю на ноги, когда центральный защитник «Вашингтона» просовывает клюшку между ног Гарретта, отчего он спотыкается и летит вперед.
— Твоя жена знает, что ты нас трахаешь? — Кара кричит, когда судья продолжает игнорировать очевидный пенальти.
Я с грохотом ставлю стакан, когда Гаррет поднимается на ноги, тряся головой.
— Эй, судья! Проверь пропущенные! Похоже, ты что-то пропустил!
Игра прекращается только тогда, когда раздается конечный звуковой сигнал второго периода, и Картер вплотную подходит к придурку, который до сих пор не продемонстрировал никаких реальных навыков. Что бы он ни сказал, центральный игрок отталкивает его, и Картер, ухмыляясь, отъезжает.
Проблема в том, что у нас с Карой развязаны языки, и мы все еще злимся. Было пропущено бесчисленное количество нарушений и пенальти. Мы отстаем на одно очко, а так быть не должно.
— Эй, судья! — кричит Кара. — Хочешь тест на беременность? Потому что ты пропустил два гребаных периода (прим. с англ. periods значит и период в хоккее, и менструацию)!
— Встань с колен! — кричу я, когда он проезжает мимо. — Всю игру сосал!
Оливия закрывает лицо руками, отчасти чтобы скрыть смех, отчасти потому, что ей неловко. Каждый раз, когда ее лицо появляется в телевизоре, ее старшеклассники этому рады. Ее появления на телевидении никогда не были ее виной. Виноват ее муж и голы, которые он посвящает ей, или неприятности, которые начинаем мы с Карой.
К
Защитник выбивает шайбу из угла и замечает Гарретта на защите, он открыт и ждет его. Он запускает шайбу по льду, и Гарретт молниеносно уезжает, а Эммет и Картер прикрывают его по бокам, расчищая дорогу.
Все, подбадривая его, визжат, и этот придурок-центровой, которого мы видели раньше, спрыгивает со скамейки запасных, меняясь местами с кем-то на льду. Картер равняется с Гарретом, предупреждая его, и Гаррет прицеливается. Он отводит клюшку назад, а затем отправляет шайбу в сетку, которая пролетает прямо над головой вратаря.
Звук окончания тайма теряется в коллективном вздохе, в котором перехватывает дыхание у всех болельщиков на «Роджерс Арене», когда тело центрового врезается в Гарретта сзади. Гаррет впечатался в борт головой.
Он обмякает, и мертвым грузом падает на лед.
Грохочет тишина, игроки окружают Гаррета, медики, сидя на коленях, пытаются привести его в чувство.
— Он не встает, — шепчет Кара. — Почему он не встает? Кто-нибудь, помогите ему!
— Давай, Гаррет, — бормочу я, покусывая большой палец. — Вставай.
Но он этого не делает. Он не шевелит ни единым мускулом, растянувшись на льду, и по всему моему телу распространяется страх, который сменяется адреналином.
— Вышвырните этого мудака! — я кричу в тишину, сотрясая стекло, когда обмякшее тело Гаррета перекладывают на носилки. Центральный игрок, о котором идет речь, встречается со мной взглядом, он слишком спокойно реагирует на то, что отправил кого-то в больницу. — Мы играем в настоящий хоккей в Канаде, ты, гребаный говнюк!
Он улыбается, помахивая мне перчаткой, и в этот момент Картер бросает клюшку, срывает перчатки, швыряет шлем на лед и набрасывается на него.
Арена взрывается, когда скамейки пустеют, игроки бросаются на лед, повсюду снаряжение и кулаки. Все визжат, а крошечная беременная женщина пытается физически удержать меня и Кару, чтобы мы не присоединились к ним.
По крайней мере, ей не нужно переживать, что ее снова покажут по ТВ.
* * *
Уже почти полночь, когда открывается входная дверь. Оливия быстро намазывает арахисовое масло на Орео, и отправляет его в рот, прежде чем вскочить с дивана.
Картер, Эммет и Адам друг за другом заходят в гостиную, все они — удивительно — широко ухмыляются.
У Картера ужасная трещина по центру распухшей губы, а у Эммета уже созревает синяк. Даже у Адама опухшая, красная скула. Он выглядит счастливее всех.
— Я никогда не ввязываюсь в драки! Мой папа так гордится мной за то, что я впечатал другого вратаря в борт! — он проводит ладонью по своей выпуклой груди. — Говорит, что записал это, чтобы показать всем своим друзьям.