Поиск Анны
Шрифт:
— Как это может быть связано с игрой?
— Смысл, который закладывал творец в игру, известен только ему одному. Могу сказать только, что бескрайний океан опасен для путника. Отправившись в плавание на утлом суденышке, он рискует попасть в лапы Вечного Турсоса, который увлечет его в глубины... себя самого.
Хельви смотрела Анне в глаза, и ее зрачки были расширены, словно у наркомана. Смолина решила, что это от недостаточного количества света.
— Символизм образа спрута в мифологии имеет особое значение — спрут выполняет две роли. Первая — создание водоворота как трещины миров, переходного состояния. С помощью водоворота
— Какая вторая функция?
— Охрана сокровищ, которые находятся за водоворотом. Только в сказках там находятся сундуки с золотом. На самом деле искателя ждут сакральные сокровища — тайные знания.
— Какие сокровища могут быть в мире мертвых?
— Мир мертвых тоже понятие образное, Айно. Смерть — это перерождение.
По мнению Смолиной смерть не могла являться ничем иным, кроме как смертью. Концом всего. Но спорить с Хельви было себе дороже — слишком уж длинный язык у смотрительницы.
— Спасибо, Хельви. Мне пора.
Анна убрала диск в сумку. Хельви проводила ее до дверей.
— Помни, Айно: однажды Вечный Турсос придет, чтобы уничтожить твой мир.
И Хельви закрыла дверь, оставив Анну одну во мраке осенней ночи.
Руна 3.
«Мать, старушка дорогая,
Постирай скорей рубашку
В яде чёрных змей ужасных,
Высуши её скорее,
Чтоб я мог пойти сражаться
В Похъёлу с её сынами.»
Калевала
Бабушка Виена сказывала — приехала как-то в село Ведунья. Глядит — а глаза у всех баб красные, зевают почем зря. Ведунья и спрашивает: что случилось? А бабы в ответ молвят: не высыпаемся мол что-то последнее время. Детки плачут ночами. Ведунья и говорит: а раньше такого не бывало? Все бабы, как одна, головой мотают. А небыло ли, говорит Ведунья, чего странного на селе последнее время? Долго ломали голову, да вспомнили потом про Рийкку. Была Рийкка тихой, мало с кем общалась, да только меж собой слухи ходили: мол, баловалась всякой чертовщиной. Детей у нее не было, старая, одинокая. Ведьмой ее промеж себя кликали, но зла не держали — не за что было. А как померла — да так как дурного никому не делала, не стали ей осиновый кол в грудь забивать, похоронили по-людски. Схоронили, да и забыли. Но минуло время — и принялись дети по ночам плакать.
Ведунья вызвалась разобраться, но нужна была баба местная. Все, само собой, отнекивались — кому охота дело с ведьмой иметь, да к тому же еще и с мертвой? Все же нашлась одна баба посмелее других. Ведунья ей и говорит: «Что бы ни случилось — сиди тихо, и не вздумай вылезти!»
Баба только кивала — зуб на зуб от страха не попадал. А как солнце за овид ушло, забрались в угол избы, за печку, свечу погасили и затаились.
За окном ветер скулил, где-то на краю села выл пес. А так тихо было — слышно, как мышь скребет за стенкой. К полуночи за окном послышался хлопот крыльев, и в ночном воздухе пронеслась летучая мышь. Затем рама оконная заскрипела. Баба, что с ведуньей была, аж побелела вся. Окно отворилось, и влезла в него высокая тощая баба с черными, как смоль, волосами. Прокралась
На утро Ведунья с бабой местной, от страха поседевшей, из-за печки выбрались. Поняла Ведунья, что дело плохо! Еще бы ночь — и забрала Ночница младенца, а вместо него подложила бы чурку деревянную заколдованную, так, что даже мать родная и не узнала бы даже.
«Плетите, — говорит Ведунья бабам, — куватки деткам своим.»
Бабы сплели куваток — тряпичных куколок из еловых ветвей и тряпок. Тут каждому ясно, что ель злой дух на себя забирает. Сплели, да развесили над колыбельками.
Ночью опять Ночница приходила, да вместо дитя малого куватку грудью кормить пыталась. Ничего у нее, конечно не получилось.
А на утро Ведунья отрезала по пряди волос у детей и бросила в котел, а кипятком этим обрызгала все окна, и все кончилось.
***
— Это похоже на интегнет-мем пго Ктулху, — прогнусавил Виталик, допивая энергетик и ставя на стол пустую банку.
После посещения музея Анна поняла, что ей необходимо высказаться. Невозможно таскать в себе все эти истории про мертвых младенцев, игры-убийцы и тысячеглавых монстров на дне Ладоги. Резнов отсыпался после смены, Света работала — вела частную практику. Оставался только Виталик, который неожиданно с готовностью откликнулся на предложение посидеть в кафе за чашкой кофе, которому он предпочитал энергетик (да еще и за счет Анны).
Смолина расплатилась и они вышли в холодный день.
— Да уж, веселое дельцо, — довольно сказал Виталик. Анна взглянула на него, и поняла, что парень не шутит — ему действительно весело.
— Для тебя это детективное расследование, как в кино? Типа, приключение?
— А для тебя нет?
— Идиот, у меня дочь в опасности! Люди гибнут! — зашипела Анна и схватила его за грудки. — Ты понимаешь это или нет?
— Чего кгичать-то? — Виталик пытался вырваться. — Ты сама чушь какую-то несешь про Ктулху!
Смолина отпустила его ворот и хмуро посмотрела на парня.
— В этой истории слишком много непонятного, и мне нужно отделить правду от вымысла. В одном ты прав: если откинуть бредовые легенды, из всего, что сказала хранительница, полезного мало.
— Не вижу вообще ничего полезного, — буркнул Виталик. — То, что название фигмы пегеводится как «Кгай света» — ничего не дает. Типа, они находятся где-то непонятно где, да еще их охганяет какой-то Ктулху... В любом случае — это какой-то бгед.
Анна понимала, что он прав. Проблема была в том, что несмотря на этот бред умирали люди.
Виталик замер напротив киоска «Союзпечать» и порылся в карманах.
— У тебя есть мелочь?
— Что, таинственному хакеру из даркнета мало платят? — усмехнулась Анна.
— Нетсталкегу, — поправил ее Виталик. Смолина высыпала горсть мелочи в протянутую ладонь.
— Дайте «Спид Инфо», — сказал Виталик в окошко. Пожилая женщина неодобрительно взглянула на него поверх очков и выдала газету с обнаженной девушкой на обложке. Анна поморщилась