Поиск
Шрифт:
— Волнуюсь, отец, — признался он. — Мне не верится в то, что сегодня я обзаведусь своей Жрицей.
Эдна закатила глаза.
— Ты говоришь так, словно она — не женщина, а кувшин с янтарным вином. И она уже не девочка, Оден, первые боги тебя побери. Она — одна из твоих старших дочерей. И носит обруч главного воина.
— Для меня она навсегда останется девочкой. Ты со вчерашнего вечера сама не своя. Или это мы произносим клятву перед лицом первых богов?
Эдна не ответила. Оден взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.
— Стоит тебе намекнуть, мой свет — и мы каждый вечер будем
— А мне каждое утро нужно мучиться и ждать, пока эту косу заплетут? Ты меня не любишь, Оден.
— С каждым днем я люблю тебя все сильнее.
Эдна рассмеялась и склонила голову к его плечу. Оден поцеловал ее в лоб.
— Отец? — смущенно позвал Нориэль.
Жрец обернулся, а через мгновение обернулись и остальные. Царсина в сопровождении двух служанок подошла к матери и заняла свое место. На Жрице был свадебный наряд — платье из нежно-персикового шелка и золотого кружева. Одна из служанок несла тяжелую накидку, которой Нориэлю вечером предстояло покрыть плечи молодой жены. Лоб Царсины украшала золотая диадема с янтарем, уши — длинные золотые серьги. Она выглядела так, как тысячи молодых Жриц до нее.
Почти так же.
— Нравится тебе моя коса, мой Жрец? Тебе придется долго трудиться для того, чтобы ее расплести. Что скажешь, за ночь справишься?
Сказав это, Царсина улыбнулась Нориэлю и провела рукой по волосам. Они были острижены коротко, пряди лежали неровно и делали ее похожей на юную эльфийку-воина.
Жрица Эдна поднялась, опрокинув стоявшую перед ней плошку с финиками.
— Это неслыханно, — сказала она. — Я долго терпела, но всему есть предел! Что ты себе позволяешь, Царсина?!
— Отец решил отдать меня мужчине, которого я не люблю. Так что же, матушка, я уже и волосами не могу распорядиться по собственному желанию?
— Глупое дитя! За что боги покарали меня тобой?..
Оден встал и обнял жену за плечи. Жрица снова села, тяжело вздохнула и прижала ладонь ко лбу. Тишина становилась гнетущей, но Царсину это не беспокоило. Она наполнила свой кубок розовым вином, взяла с большого блюда горсть крупных черных ягод, потом — горсть мелких красных и принялась жевать. Выглядела она такой спокойной, словно завтракала в одиночестве, а не сидела перед парой десятков гостей, которые смотрели только на нее. Отвлеклась она только для того, чтобы бросить короткий взгляд на Эрфиана. Царсина кивнула ему и улыбнулась, но не проронила ни слова.
Эдна закрыла лицо руками, посидела так несколько мгновений, а потом положила ладони на колени и сделала глубокий вдох.
— Милая, — сказала она мягко, обращаясь к Царсине. — Как-то моя мать сказала, что дети — это наше зеркало. И порой отражение не радует нас, но мы должны помнить о том, благодаря кому оно появилось. Я была неправа. Не держи на меня зла.
Царсина отложила несколько ягод, которые собиралась отправить в рот, и недоуменно воззрилась на мать. Эдна тепло улыбнулась ей — она хорошо знала, как действует на собеседника признание собственной неправоты.
— Царсина, счастье мое, я хочу сказать тебе несколько слов наедине.
Эдна встала и протянула руку дочери. Царсина, помедлив, вложила пальцы в ее
— Как мало знаем о свадебных обычаях других существ, — заговорил Оден и повернулся к королю светлых эльфов, сидевшему рядом с Эрфианом и Агар. — Не соблаговолят ли их величество немного рассказать нам об этом?
Следом за королем высказался шаман одного из человеческих племен, его сменила подруга вождя другого племени. Агар подробно излагала впечатления от услышанного, наклоняясь к уху Эрфиана. Девушка пришла к следующему выводу: ее устраивают все обычаи, но самые лучшие — у янтарных Жрецов.
Эдна с дочерью вернулись в самый разгар обсуждения. Царсина была бледна, слезы на ее щеках еще не успели высохнуть, но выглядела она спокойной. В ней появилось что-то, чего Эрфиан до сих пор не замечал. Жрица села на пятки рядом с Нориэлем, положила руки на колени и опустила глаза.
— Хочешь вина, Царсина? — оживился ее брат.
— Как пожелает мой Жрец.
— Я помню, ты любишь розовое. Только что принесли охлажденный кувшин.
— Как будет угодно моему Жрецу.
Проснулся Эрфиан поздно — солнце уже поднялось. Он лежал, слушая дневные звуки за стенами шатра, и думал о том, что вчера выпил чересчур много вина. Праздник удался: костер не гасили до утра, танцы не прекращались, слуги едва успевали подносить новые кувшины и блюда. Нориэль и Царсина, плечи которой покрывал золотой плащ, сидели во главе стола и принимали поздравления. Жрица мало говорила, почти не притрагивалась к еде и выпила только один глоток янтарного вина. Ее Жрец выглядел так, словно ему хочется убежать и зарыться в глубокую нору в лесу, но улыбался и отвечал каждому, кто с ним заговаривал.
Жрица Эдна пела и танцевала вместе с молодыми эльфийками. Эрфиан танцы не любил, но знал, что на больших праздниках сидеть в стороне невежливо. Молодая Агар с удовольствием отплясывала с ним у костра, ее сменила Айша, а Айшу — незнакомая ему эльфийка, юная, почти девочка, отводившая глаза. Эльфийку как ветром сдуло, когда к Эрфиану подошла Царсина и спросила, не слишком ли он занят, и не хочет ли с ней потанцевать. Жрица двигалась уверенно и изящно, казалось, она не касается земли. От нее пахло розовым маслом, остриженные пряди задевали его щеку. Царсина поинтересовалась, весело ли ему, а потом сказала, что хочет видеть его в своем шатре завтра, сразу же после того, как он проснется.
Вспоминания об этом танце вызывали у Эрфиана смешанные чувства: нежность, желание и легкий стыд. Проснулась ли Жрица? Нужно найти ее служанку и спросить об этом, чтобы не заявиться раньше времени.
Царсина успела одеться и причесывалась, стоя перед большим зеркалом. Нориэля нигде не было — наверное, Жрец все еще нежился в постели.
— Это было не так плохо, как я думала, — заговорила Жрица. — Мой муж скромен, как лунная дева, что нельзя отнести к достоинствам мужчины, не умеет танцевать, умирает от страха при мысли о том, что когда-нибудь возьмет в руки оружие и говорит почти шепотом, зато в постели вполне себе ничего. Кто его научил? Не ты ли, Хлоя?