Поиски стиля
Шрифт:
Она извинилась и отошла к столику, за который только что сели муж и жена Варуцкисы, ее институтские приятели.
– О, Мальвочка! – воскликнул Ахилл. – Почему вас давно не видно на студенческой скамье?
– Я совсем запуталась, дорогие мои, со своими делами. Сегодня приду, если я еще там не вычеркнута.
– Ну, что ты, – сказала Соня, – это исключено! Андрей Васильевич про тебя два раза спрашивал. Говорят, ты будешь играть Офелию в Народном театре?
– А! Кому это надо и кто это выдержит! – засмеялась Мальва.
– У нас сегодня радость, – сказала Соня. Ахилл тронул ее руку.
– Соня, не надо…
– Нет, Мальва свой человек, я ей скажу. – Она наклонилась к Мальве и прошептала: –
Мальва обняла ее, засмеялась и спрятала лицо у нее на плече, потому что неожиданно для нее самой из глаз ее брызнули слезы.
– По этому поводу надо немножко выпить, – смущенно сказал Ахилл и отошел к стойке.
Пока он стоял там, подошли Ира с Игорем.
– Мальва, мы уходим, там твой портфель, – сказала Ира.
– До свидания, – сказала Мальва. И отдельно Игорю: – Желаю удачи.
Он поклонился как-то слишком многозначительно.
Мальва снова заговорила с Соней, обняв ее за плечи, но почувствовала, что рядом кто-то стоит.
– Извините, – сказал Игорь. Мальва оглянулась и увидела, что Ира ждет его у дверей.
– Мальва, можно вас на одну минуту? Она повременила, но все же встала. Он посмотрел на нее строго и прямо.
– Видите ли, пойду ли я в море… не знаю… Я бы хотел с вами поговорить об этом подробней. Вот мой телефон в гостинице «Приморской». Мы могли бы вместе поужинать у нас в ресторане. Уделите мне время, Мальва, не сочтите за труд.
Он откланялся. Мальва села на место и фыркнула. Щеки ее пылали.
– Что он сказал? – спросила Соня.
– Послушай… – Мальва некрасиво сморщила лоб. – Соня, я что, так вульгарно выгляжу? Почему этот тип с ходу делает мне двусмысленное предложение?
Вернулся Ахилл с тремя рюмками ликера.
– Ну, ладно, успокойся, – сказала Соня, – ты здесь ни при чем, поверь мне. Пусть это будет на его совести.
– А что, в чем дело? – спросил Ахилл.
– Этот тип сделал ей гнусное предложение.
– Который? Тот, что здесь стоял, с усами? Я сейчас пойду его догоню!
– Сиди! – воскликнула Соня, взяв его за руку. Но Ахилл не унимался.
– Негодяев надо учить! А то мы им слишком много прощаем.
Посидев еще несколько минут, Мальва засобиралась.
Прежде всего, она пустила воду в ванну – ей нестерпимо хотелось вымыться. В комнате она старалась ни на чем не задерживать взгляда: меньше всего она хотела знать, как живет Муратов. Она прошла к книжному стеллажу. На минуту при виде своих любимых, еще до конца не распознанных книг она испытала чувство горечи, но тут же с ним справилась. Отыскав то, что ей было нужно, она присела на стул. Мальву смущало то, что Гусев требовал от ее Офелии. Он хотел, чтобы в пятой сцене четвертого акта, в сцене с Королевой и Королем, она пела бы не «помер, леди, помер он», а что-то по-английски, на один из популярных мотивов «Роллинг стоунз». Она понимала и принимала замысел Гусева, но что-то ей мешало после слов Королевы перейти на шлягер. Гусев будет кричать: «Дура, подбери слюни!» Надо как-то убедительно ответить ему.
Она вспомнила, что идет вода, и побежала в ванную. Из портфеля она достала все, что ей было нужно, даже полотенце, разделась и легла в воду.
Выйдя через некоторое время из ванной, Мальва взглянула на будильник. До прихода Муратова оставалось еще больше часа, и она решила, что успеет хоть немного высушить волосы. Она снова погрузилась в книгу. Вдруг ей показалось, что кто-то на нее смотрит. Она вскинула голову. В дверях прихожей стоял Муратов.
– Слушай!.. Так и заикой недолго стать! – воскликнула она.
– Какого черта ты стоишь, уйди, я оденусь!
Он искривил губы в улыбке, глаза его помутнели. Мальва знала это его особое выражение – так
– Знаешь, Мальва, – сказал он, открыв дверь, – у меня навязчивая идея.
– Гениальная? – откликнулась она – Ты извини, что я здесь расхозяйничалась. У нас плохо с водой. Мне уже надо бежать. Можешь входить, я одета.
– А согласно моей идее, – сказал Муратов, – этого как раз и не следовало делать.
Она задержала дыхание.
– Послушай, Муратов… Почему ты так со мной разговариваешь?
– А что, другим можно, а мне нельзя?
– Кому можно? Ты о чем? Поди, проветрись!.. – Мальву взорвало. – В конце концов, какое твое собачье дело? Я поступаю так, как хочу! И впредь буду так поступать! И ты мне никто! И не вздумай еще раз так со мной разговаривать!..
А он сидел уже на краю тахты в ненавистной для Мальвы позе: обхватив голову руками, раскачивался.
– На! – сказала она и бросила на стол ключ. – Я оставляю его! Я сразу возражала. Я дура, но ты тоже хороший дурак, что настаивал.
– Как ты посмела меня просить, как?.. – стонал он.
Он страдал неподдельно, и она его пожалела.
– Успокойся, Муратов, я больше не буду, – сказала Мальва и даже провела рукой по его волосам. – Ну, что за истерика… У тебя все есть, наконец: дом, работа, положение, успех… Ты вспомни, ведь ничего этого не было. И ты всего добился сам.
Он ухватился за ее руку.
– Тебя нет!..
– Ну, не надо, Муратов… отпусти! Будь мужчиной.
– Останься, шлюха!.. – простонал он.
Мальва вырвала руку. Ей стало дурно. Она схватила портфель и, на ходу засовывая в него мокрое полотенце, побежала.
«Боже мой, что делается! – думала Мальва, идя по улице. – Они все сегодня как будто взбесились…»
Институт был для Мальвы убежищем от всех житейских невзгод, ненужных ей встреч и разговоров. Здесь она уже с порога уходила в себя, что легко оправдывалось всевозможными студенческими задолженностями. Если и попадались знакомые, она, приветливо кивнув им, торопилась пройти мимо. Исключение она делала лишь для Сони и Ахилла. Мальва не знала, станет ли она учителем родной словесности, но ученицей была прилежной. Каждый свой пропуск она восполняла аккуратным переписыванием конспектов, которые ей охотно уступал Ахилл. Особенно она досадовала, если пропуск совпадал со спецкурсом по современной поэзии, который вел Андрей Васильевич, молодой доцент, часто публиковавшийся в «Литературной газете». Одна его статья вызвала даже гнев высокого начальства, чем втайне гордился весь институт. Блистательный Андрей Васильевич, надо сказать, замечал отсутствие Мальвы, зато, когда она была в аудитории, все его лекторское красноречие, поэтическое воодушевление и мятежный запал были адресованы исключительно ей. Она думала, что ей это кажется, пробовала пересаживаться, но это ничего не меняло. Правда, однажды в перерыве он подошел к ней и, посмеиваясь, сказал: «Надеюсь, вы не в претензии на меня за то, что я вас преследую взглядом? Видите ли, каждый лектор выбирает в аудитории пару глаз, более-менее лояльных, но если это вас тяготит…» Она бы ему и поверила, если бы через несколько лекций он не подошел снова, на этот раз с предложением пойти вместе с ним в филармонию на какого-то Московского дирижера. Она тогда отказалась, на что-то сославшись, но, по сути, ей стало неуютно, оттого что он и вправду «положил на нее глаз». И не то ее смущало, что при всей своей молодости он был абсолютно лыс и не слишком привлекателен как мужчина, а пугала ее главным образом перспектива тянуться рядом с ним, чтобы не показаться пустым, малосведущим собеседником.