Поиски знаменитостей
Шрифт:
— Бухгалтер? — Эдик презрительно поморщился. — Неинтересно.
— Вот и врешь, — с нажимом возразил Леша. — Он человек интересный. Он хороший человек. Понял?
Эдик в ответ только растерянно моргал.
Слоник на счастье
Для
Да, надо встать, подбросить в костер дров, походить, вдохнуть в себя ночную бодрящую прохладу. А вставать так не хочется!
Но вот Санек, наконец, решился. Опираясь на ружье, лежавшее до этого на коленях, он вдруг резким движением поднялся.
Там, где кончается небольшой, освещенный костром круг, сразу же начинается ночь. Июльская ночь с темно-синим бесконечным небом, с россыпями звезд, с беззвучным порханием зарниц на горизонте. Санек долго смотрит на эти зарницы, думает.
В противоположной стороне едва угадывается сияние городских огней. Чуть светлей там небо, будто именно там взойдет солнце. Километров пятнадцать, наверное, отошли от города. Санек вспоминает, как интересно рассказывал старичок, который водил их по камнерезной мастерской. Сколько там, оказывается, секретов всяких! А какие вазы делают камнерезы, какие фигурки!..
Санек улыбнулся. Вспомнилось, как старичок презрительно махнул на груду белых слоников: «Это так, дуракам на счастье! Счастье, слышь, приносят».
Старик еще долго что-то ворчал о «широпотребе», а потом показал ребятам свою последнюю, еще не оконченную работу — большой чернильный прибор, украшенный фигурами собак.
Ребята просто застонали от восторга. Собаки стояли и, казалось, разглядывали ребят.
— Такую вот вещь сработать — действительно счастье получишь, — сказал старичок, польщенный восхищением ребят. — Это не слонов штамповать.
Потом, когда тронулись в путь, только и разговоров было, что о камнерезах. Больше всего, конечно, собаки понравились. Настоящие лайки!
«Спит, наверное, старичок», — подумал Санек и опять улыбнулся.
Он еще раз посмотрел в сторону города, потом подошел к костру. Со всеми предосторожностями достал из кармашка брюк часы. На всю группу одни — беречь надо. На белом циферблате отчетливо видны черные линии стрелок. Два часа. Через полчаса его должен сменить Федька Мокрушин. Минут через пятнадцать нужно будет его будить.
Впрочем, Федьку, наверное, будить не придется. Не раз уже ребята удивлялись необъяснимой Федькиной способности — просыпаться в тот самый час, когда нужно. А Федька только посмеивается — эка невидаль!
Не успел Санек подумать об этом, как в палатке кто-то завозился, заворочался. Через минуту оттуда на четвереньках выполз Федька.
Не поднимаясь, он потряс головой, будто хотел отогнать от себя сон, широко зевнул и только после этого стал на колени.
— Караулишь? Сколько там на больших серебряных намотало? — бросил он, протирая глаза.
— Третий начался, — откликнулся
— Э-э, все равно, — махнул рукой, поднимаясь с колен, Федька. — Перед смертью не надышишься, перед вахтой не выспишься.
Еще раз зевнув, он с хрустом потянулся.
— Доставай будильник да иди дрыхни. — Федька шагнул к костру, уселся, поджав под себя ноги, и уставился на огонь бессмысленным, отсутствующим взглядом. Потом плюнул в костер и полез в карман.
— Эх, закурить, чтобы дома не журились!
На свет появилась измятая пачка папирос. Федька достал из костра прутик с обугленным концом, прикурил.
— Опять ты… — Санек укоризненно покачал головой.
Федька повел плечами, промолчал. Потом поднял глаза и, выпустив струйку дыма, проговорил:
— Тянет, Сань, понимаешь. Привык. Тут уж ничего не сделаешь…
— Врешь, — перебил его Санек. — Тряпка ты, и все! Подумаешь: тя-я-нет!
— Ладно, ладно, не гуди. Сказал ведь, что брошу. Только трудно сразу, я постепенно.
Федька взял валявшуюся на земле пачку папирос, стал засовывать ее в карман. Вдруг лицо его озарилось улыбкой. Улыбка у Федьки была хорошая, подкупающая. Загорелый, белозубый, с вьющимися темными волосами, он, когда улыбался, становился таким привлекательным, что нельзя было не улыбнуться ему в ответ.
Порывшись в кармане, Федька, наконец, что-то достал.
— Видал? — На открытой ладони лежал белый каменный слоник, одна сторона его розовела от пламени костра. — Талисман, ха-ха! Слоник на счастье…
Тут Федька осекся. Санек смотрел на него, вытянув шею и чуть пригнувшись, будто прыгнуть собрался. Улыбка сбежала с Федькиного лица. Только уголки губ остались чуть приподнятыми, отчего лицо стало жалким, безвольным, растерянным.
— Ты, ты… — Санек не мог оторвать глаз от слоника. Федька медленно сжал пальцы, потом быстрым движением сунул руку в карман, насупился.
— Так, значит, ты… Ах ты…
Федька молчал. Голова его опускалась все ниже, из-за спутанных волос не видно стало глаз. Не хотели ребята брать Федьку в поход. Застали его однажды в раздевалке, когда он шарил по чужим карманам…
Упросил ребят взять Федьку Санек. Нравился ему этот горячий, безалаберный мальчишка. Они не то, чтобы дружили, но разговаривали часто и с удовольствием. Уже в конце учебного года Федька начал ходить на занятия кружка туристов и сразу же обнаружил много талантов — умел чинить обувь, был всегда весел, на привалах работал за двоих. И все-таки холодок между ним и ребятами таял медленно. Если бы не авторитет его приятеля, считавшегося одним из основателей кружка, не бывать бы Федьке в походе.
Санек рассвирепел. Лицо покрылось красными пятнами, резко выступил крутой подбородок. Рука его невольно сжала ружье.
— Турист называется! Вот придем домой, матери расскажу… На что позарился… Да ты…
Федька что-то пробормотал, не поднимая головы, вдруг выдернул руку из кармана, замахнулся…
— Не смей! — Санек даже прикладом пристукнул. Он сразу успокоился, посуровел. — Ты… ты сейчас его обратно отнесешь. Понял?
Федька опустил руку, недоуменно посмотрел. Он хотел что-то возразить, но Санек перебил его, коротко бросив: