Пока драконы спят
Шрифт:
31. Псы и цепи
То и дело поглядывая назад, Гель растирала рукавицей заиндевевшие щеки.
Не вовремя зима показала свой паскудный характер. Дорогу замело напрочь, снег в лицо, ветер продувал насквозь, валил с ног. Мороз ударил лютый, хоть садись в сугроб и замерзай. А тут еще мороки след взяли, не помогло и то, что сугробы намело по пояс. Гель чуяла: погоня уже рядом. И Эрику, похоже, надоело слушать ее причитания по этому поводу.
Он махнул рукой:
– Смотри!
Гель посмотрела – и ничего не увидела.
– А что там?
– Как что? Дым! Идем, милая! Где дым, там огонь! Согреемся!
Она втянула носом морозный воздух – пусто. Но спорить не стала. Лучше за миражом идти, чем сдаться на милость графа и его дружины. Гель так решила: ни за что назад не вернется. И потому, когда впереди из-за деревьев таки потянуло гарью, Гель удивилась, но виду не подала. Может, и правда Эрик почуял то, что она, изменчивая, определить не смогла?..
Вскоре они вышли к дому, почти по самую крышу занесенному снегом.
– Эрик, пообещай мне одно.
– Что, милая?
– Если у хозяина этого домишки есть хоть пара скакунов или пахарей, они станут нашими.
«Если надо – убей», – хотела добавить, но побоялась. Вдруг не поймет, разлюбит?
Обошлось без смертоубийства. Хозяин, седой коренастый мужичок, назвал разумную цену, излишки без колебаний заплатили – как раз хватило эре, выпотрошенных из карманов и кошелей охранников. Еще и на сухари и вяленое китовое мясо немного осталось.
Рыжий клок волос на голове Эрика превратился в сосульку, от недосыпания веки налились, ресницы потяжелели. Гель выглядела не лучше. Отдохнуть бы. А нельзя.
Прочь от лавок, застеленных медвежьими шкурами, от жаркой бани и отваров из корешков и ягодок. Спасибо, хозяин, за приют и угощение, но… Прочь!
Бодро скакали пахари, помечая сугробы надетыми чуть выше копыт снегоступами, – не мороки ведь, иначе не пройдут по бездорожью. Едва не обморозив пальцы, Эрик изрядно провозился, крепя эти нужные приспособы. Теперь вперед! Не останавливаться!
– Эрик, далеко еще?! – Ветер с размаху хлестал по лицу, горела кожа стыдным румянцем. Ветер вбивал слова в глотку, толкал их в легкие.
– К морю-то?! – Крик в ответ. Снег на ресницах и бровях Эрика. – Далеко, да! А потом еще дальше!
– Потом?!
– Домой поплывем! В Замерзшие Синички! Отца повидать хочу! И мать! И брата с сестренкой!
Пахарь под Гель всхрапнул, подкова скользнула по поваленному стволу, занесенному белым. Наездница едва удержалась в седле.
– А я?!
– А ты со мной!
У Гель в Синичках никого не осталось. У нее вообще никого-никого нет. Отца и мать убили, и даже Урд Криволапая, что заботилась о ней, умерла.
– Женой мне будешь! Да?! Будешь?!
Вьюга засвистела, завыла сильнее, заглушая и так едва слышный ответ.
– Буду, Эрик, буду…
Пахарь выровнялся, набрал скорость.
– Но-о! Ноо-а-аа! Давай! Давай!!! – орал Эрик. – Не то на суп пущу, ребра зажарю! Давай! Но-оа-ааа!!!
Бей, не бей сапогами тощие бока, быстрее пахари не побегут. Ноги сломать о запорошенные пни – это запросто, а вот быстрей…
– Но-о! Ноо-а-аа! Давай! Давай, Гель!!!
Но вместо того чтобы прибавить, она вообще остановила пахаря. Тот надувал бока так, что едва не лопался. На морде пузырилась кровавая пена.
– Что ты, Гель?! – Эрик натянул поводья. – Не надо, что ты?! Давай, вперед!
– Я задержу их. Иначе не уйти. – Гель соскочила с пахаря, да неудачно – упала в снег.
Она тут же поднялась и, проваливаясь чуть ли не по пояс, двинула обратно – навстречу погоне. Эрик подъехал к ней, спрыгнул и обнажил меч. Он готов дать отпор, он будет сражаться за свободу и любовь.
Когда вместе выбрались на поляну, Эрик усадил девушку в сугроб. Отдохни, сказал, поспи. Мы прорвемся, а как же.
Пританцовывая, трижды очертил языком своим змеиным большой круг, в центре которого Гель сидела. Неровно получилось, зато без пробелов. Все. Теперь только ждать.
…Псы-мороки далеко обогнали хозяев. Им что снег и болото, что ровная тропа – все едино, на то они и призраки. Они скользили над сугробами, дымкой стелились, взбираясь на стволы столетних кедров. Деревья для них – лучшая дорога, ведь поверх себя редко кто смотрит. Потому-то Эрик и выбрал открытое место, чтобы с высоты враг не подкрался.
Он убаюкал Гель колыбельной, что мать ему шептала в детстве. Пусть отдохнет, да незачем ей на это смотреть.
Псы уже здесь.
Они молча встали вокруг сугроба, словно не решаясь нарушить девичий сон. В круг прорваться не смогли, хоть и пытались отчаянно: наскакивали, падали, щерились на людей – и никак!
А потому что вспомнился Эрику танец покойной Урд, которым та поймала песчаника – давно, в Долине Драконов. Старуха еще травку какую-то сыпала, но чего нет, того нет. Как мог, лизоблюд повторил движения Криволапой. От безнадеги, конечно, круг вычертил и сплясал, а ведь получилось! Мороков круг остановил!
Но теперь-то что делать? Мороки не отступят. Им что зной, что вьюга – без разницы. А вот Эрик и Гель в сугробе замерзнут, если раньше граф с дружинниками не примчится.
Куда ни кинь, везде клин!
– Что же делать, а?.. – прошептал Эрик, глядя на высверки молний, что перекатывались по телам мороков, на клыки крепче стали, на когти, способные дробить гранит.
– Что бы на моем месте сделал мастер Трюгг, а?..
Однажды Трюгг Затейник рассказал послушникам, что мороки – тс-с, это секрет большой! – ненастоящие, неживые. Сделанные они, как меч сделан, как миска. И пса-морока, и единорога на вкус испробовать можно, как кирпич или блюдо, – если духу хватит и храбрости.