Пока смерть не разлучит нас
Шрифт:
Да! Да, ей было больно! Пускай был массажист, но он ведь ничего для нее не значил. Он всего лишь глупый симпатичный мальчишка, и безо всякого секса лапающий ее тело во время сеансов – это было его профессией. Пусть был еще кто-то, но это же все пустое. Это ничего не значащие в ее жизни эпизоды. Ее жизнь в этом вот угрюмом полнеющем мужчине, вдруг обратившем внимание на свою полноту лишь сегодняшним утром.
Вчера они делили какую-то бабу, стало быть, доделились до того, что Чаусов погиб. А сегодня он – жизнь ее, печаль ее – таращился на свою жирную задницу в зеркала при закрытых дверях
Чудовищно! Страшно! Гадко! И… и как сказать об этом детям?!
– У тебя с ней было что-нибудь?
Мерзкий банальный вопросишко выскочил помимо ее воли. Он и значения-то особо теперь не имел. Имело значение то, что Коля вдруг комплексовать начал, что вдруг до публичного скандала с возможным соперником опустился, и соперник потом самым неведомым образом погибает. И еще значение имело то, что Коля побывал в милиции в роли допрашиваемого. Первый раз за всю свою жизнь побывал, между прочим! А ведь был безупречен и незапятнан еще совсем недавно. И все так считали, и он сам в том числе. Не обошла, стало быть, и их чаша сия, и им пришлось пригубить из нее, не захлебнуться бы теперь.
– Не было!
Он так резко вскинулся и так прямо и с таким возмущением глянул на нее, что Рита поверила мгновенно – до секса дело не дошло.
– А у Чаусова?
Это уж вообще было не ее дело, но все равно спросила.
– Думаю, что тоже нет, – замотал головой Бобров, и ей вдруг показалось, что он проговорил это с ревностью. – Вика, она… Она не такая…
Ах, Вика! Ну да, ну да, а кто же еще!!! Станет ее Коленька напрягаться и искать женщину на стороне. Для этого времени нужно вагон, а с ним у него вечный напряг. И желание еще нужно, плюс повадки хищника. А всем этим тоже слегка обделила его природа. Спокоен он был, не алчен в вопросах, касающихся женщин. Да и ленив.
А секретарша всегда в зоне видимости, всегда на расстоянии протянутой руки.
– А какая она – твоя Вика?
Рита старалась говорить спокойно и снисходительно, как если бы ей был безразличен мужнин мимолетный интерес, но внутри у нее все клокотало.
Удавить не жалко мерзавку! Глаза выцарапать и за волосы оттаскать по приемной. Не такая она!
– Да не моя она, Рит. – Бобров смущенно сморщился и заерзал на стуле. – Ты не усложняй хотя бы это.
– В результате этого, как ты выражаешься, ты попал с головой в дерьмо, дорогой мой, – напомнила она как будто мимоходом и совершенно спокойно, но по лицу ему врезать хотелось до боли в суставах. – Кстати, она не замужем, твоя Вика?
И вот тут с ним что-то сделалось такое, от чего ей снова стало нехорошо и противно. Ее муж, всегда державший голову прямо, вдруг вогнал ее по самые уши в плечи и заморгал так, словно плакать собрался.
Неужели замужем? Неужели вчерашняя безобразная сцена с Чаусовым произошла на глазах ее мужа? Господи, стыдобища какая! Перед детьми, друзьями, соседями. Мама, когда узнает, что скажет?!
Хотя мама могла сказать только одно – разводись. У нее с этим запросто. Ей нечего было делить со своими мужьями. И терять особо тоже, самый продолжительный союз двух сердец – одно из которых принадлежало ее матери – продлился чуть больше двух лет. Разве это срок? Это они с Николаем уже почти два десятка лет вместе. И никогда ведь, никогда даже в мыслях Рита не могла предположить, что ее муж способен кем-то увлечься очень серьезно. Тем более секретаршей! Он презирал служебные романы и друзей своих не раз клеймил за это, если кому-то из них пришлось оступиться. А тут…
А тут влюбился в собственную секретаршу, срам, да и только! А что влюбился, Рита не сомневалась. Стал бы он тогда публично скандалить с подчиненными из-за нее. И жене вот представлять Вику свою в выгодном свете.
Она не такая!..
– Так замужем или нет? – чуть жестче повторила вопрос Маргарита.
– Она… Она вдова, – едва слышно обронил Бобров и вздохнул глубоко и протяжно. – Овдовела не так давно. И чтобы ты не задавала лишних вопросов, сразу скажу. К смерти ее мужа я не имею никакого отношения. Он повесился.
– Повесился?! – Рита вытаращила бледно-голубые глаза и беззвучно открыла тонкогубый рот, сделавшись похожей на огромную рыбину. – Как это повесился? Почему?! Твоя необыкновенная Вика довела?!
– Ой, ну перестань, Рита! Я так и знал, что ты сейчас начнешь! – Его лицо съежилось многочисленными морщинами. – Даже домой не хотел идти из-за этого!
– А куда тебе еще идти, Коленька?! – ахнула Рита, моментально трезвея. – Здесь твой дом, твоя семья! Кто, как не мы, поддержит тебя! Уж не Вика твоя точно!
– Да не моя она, Рита! – взмолился Бобров. – Не моя! И моей теперь уже никогда не станет!
И слава богу, хотелось ей выкрикнуть, но она промолчала. И улыбку победную погасила тут же. А вместо этого метнулась к мужу. Прижала его седеющую голову к своей груди и принялась молча поглаживать его по волосам, вздыхая тревожно.
Да, ей очень хотелось сейчас разбить об его макушку тяжелую хрустальную пепельницу, которая стояла в центре стола. И ногти свои длинные вонзить ему в жирный загривок. И трепать, трепать, пока он пощады не запросит и прощение не станет на коленях вымаливать. Но…
Но делать этого она не станет все по тем же причинам: не хотелось терять семью, себя, мужа и так далее. Она еще найдет способ отыграться. Торжество справедливости еще предстоит ей пережить в полной мере. Сейчас же она просто обязана быть разумной, понимающей и деликатной.
– Расскажи мне все, милый, – попросила она тихим покорным голосом. – Расскажи, и мы вместе с тобой подумаем, что и как нам предстоит делать.
– Нам? – Он благодарно засопел ей в ключицу. – Спасибо, Рит! Ты… Ты настоящая жена и подруга! Не было счастья, да несчастье помогло. Я… Я ведь едва тебя не бросил, милая.
Размяк, рассопливился, растекся, подумал о себе тут же Бобров с неприязнью. Обрадовался, что Ритка не скандалит, что приголубила и понять смогла? Так отыграется еще не раз за все. И комиссионных таких потребует, что по миру пойдешь, если, конечно, в тюрьму не сядешь.
А с другой стороны, где его еще поймут и помочь ему попытаются? В адвокатской конторе? Шиш! Там, разумеется, помощь окажут, но совсем не такую, в какой он теперь нуждался. Ему теперь человеческое участие необходимо. А рассказывать всю правду ему и там и тут придется. Иначе просто беда.