Пока смерть не разлучит нас

Романова Галина Владимировна

– Не дурак, знаешь! – фыркнул тот презрительно и на столик в углу кивнул. – Они там ведь тусовались вчера?

– Ну! – подтвердил охранник. – Самсон точно в той компании был, потом вдруг вышел.

– Вот и я о том же, – закивал Гоша, поставил локти на стойку и глянул на Вальдемара любовно. – Мог он свою машину кому-нибудь доверить?

– Это вряд ли. Он ее малышкой называет.

– Вот! Мужика я видел, машину тоже, номера ты продиктовал. Помогли мы с тобой, Вальдемар, органам?

Охранник дернулся и глянул на Гошу с ненавистью. Стучать ментам на солидных ребят было

не в его правилах. Подставил его бармен под раздачу, так подставил.

Но с другой стороны, и ссориться с ментами не резон. Ишь, как бельмами ворочают, серьезная, наверное, девка пропала. Из-за шалавы так париться не стали бы.

– Все, никуда не уезжать. И быть поосторожнее, – приказным тоном произнес Грибов, сползая с высокого табурета. – Идем, Леня, надо срочно рассылать ориентировки по бибике этой…

Глава 21

Матрена Семенова проснулась сегодня с тревожным чувством, что она что-то пропустила и не углядела там, где должна была углядеть. Полежав без движения в собственной постели минут пятнадцать, она так и не вспомнила, что пропустила и чего не углядела. Беспокойно поворочалась и свесила ноги с высокой панцирной кровати, доставшейся ей в наследство от бабки.

Кровать была знатной. С чугунным витым изголовьем, широченная. С красивыми блестящими шишечками, толстым матрасом, уложенным на крепкую сетку, и цыганской периной, тоже доставшейся от бабки.

Кровать Матрена любила и менять ее на современные диваны и лежаки поролоновые не собиралась. Разве на них так же сладко спится, как на ее койке? Да ни за что она не поверит! Все то, что теперь делается, скрипит и ломается через год. А ее койка еще столетие прослужит. Она ее заправит сейчас, застелет красивым стеганым покрывалом, белоснежным и воздушным, будто облако. Установит на покрывало взбитые подушки и набросит на них сверху кружевную накидку. Ну не койка, а невеста просто!

Матрена отошла на метр от кровати, наклонила голову сначала к левому, потом к правому плечу, полюбовалась. Красиво, разве сравнишь с современными кроватями, сплошь из фанерных листов? Да ни за что!

Она запахнула на могучей груди байковый халат и со вздохом поспешила в кухню, где вскоре запыхтел, загремел крышкой чайник. Сейчас она запарит липового цвету, добавит туда мяты да почаевничает перед окном. Может, тогда-то, на привычном и любимом сердцу месте, и отпустит ее беспокойство противное.

И чего дерет изнутри? Чего так недобро-то? Все будто бы хорошо у нее. В доме разобралась. Целую неделю этому посвятила. Все выгребала из углов хлам ненужный, жгла на огороде. Потом окна взялась вымыть, занавески стирать, половики выбивать. Кастрюли все перечистила. Соседка, Никулина – едкая противная баба, высмотрела да подшутила в магазине:

– Чего это ты, Матрена, весь дом перетряхнула? Прямо как перед свадьбой или перед смертью…

– Тьфу на тебя, – плюнула ей вслед тогда Матрена и суеверно перекрестилась.

Накаркает еще, дура старая. Никакой смерти она не ждет и замуж не собирается. Был один жених на всех, которого они втихаря с бабами между собой делили, да и тот преставился.

Вспомнив про Антона Сизых, Матрена взгрустнула. И чего кочевряжился, чего нос воротил, когда она ему год назад пожить вместе предложила? Может, глядишь, и живой сейчас был бы. А то один век вековал, не по-людски жил, не по-людски и помер.

Никулина опять же в магазине болтала, что Антон будто опился. Но Матрена знала, что все не так. К ней тот самый пригожий мальчик приходил, что в милиции работает, и намекал, что не своей смертью Антон помер. Убили его будто собутыльники. А какие у Антона собутыльники могли быть, если он никого на порог к себе никогда не пускал? Нелюдимый был да жадный больно.

Матрена поджала полные губы, вспомнив, как пожалел ей Антон прошлым летом двух карасей. Шел с рыбалки, нес полный садок рыбы, а пару карасей ей пожалел. А Вике потом таранку предлагал из тех карасей, пакет целый. Ну не дурак ли, к такой молодой девке клинья подбивать, а? А то вокруг нее молодых мужиков мало! Да каких! Что тот вот здоровенный, убили которого, красавец какой был. Тот в годах, который бушевал и ругался с этим здоровенным, тоже был ничего. Интересный, солидный. И при деньгах, машина красивая у него. Мальчик этот из милиции тоже, видать, на ее глазищи да локоны позарился. Просто глаз с ее дома не сводил. Да и не он один…

– Ох, господи!!! – ахнула Матрена и за сердце схватилась.

Она вспомнила! Вспомнила, что трепало ей душу невесть с каких пор. Утро раннее сегодняшнее вспомнила. Темно еще было, когда она в туалет встала. Так, чуть засинело на востоке, когда она за углом присела. Больно охота через весь огород к деревянному туалету тащиться. Что она, не в своем дворе, что ли? Вот и примостилась за углом и увидала что-то такое, что потом заспала будто, а теперь вспомнила.

– Ох, господи!

Матрена вскочила, забыв про цветочный чай, который только-только начал пускать густой пряный дух. Вылавливай травку да пей, но некогда, некогда, все потом, потом. Заметалась по дому. Схватила шаль, затем валенки из-за печки, в телогрейке еле рукава нашла и бегом, бегом с крыльца.

Дом Виктории Мальиной, которую Матрена помнила еще ребенком – на глазах ведь ее выросла девчонка, не раз нянчилась с ней, – стоял с занавешенными окнами, хотя солнце уже полосовало по стеклам часа три как.

Не было такого никогда, чтобы Вика ушла из дома да занавески не раздернула. Не ошиблась, стало быть, Матрена. Не показалось ей и не привиделось, пока нужду справляла. Беда какая-то вокруг дома этого прокаженного будто бродила, не желая уходить никуда. Ой, беда, беда.

– Вика! Викуша, ты дома, нет?

Матрена влезла на приступок фундамента, приплюснула нос к кухонному окну. Нет, не видать ничего, занавески мешают. Надо в дом входить. А как?

Матрена обошла дом раза четыре. Все пыталась вспомнить, в каком месте бабка Викина с огорода в летнюю кухню ее запускала. А из летней кухни вход был в коридор напрямую, и не запирался он никогда, щеколдой одной прикрывался.

Может, муж Вики, который поселился здесь после смерти бабки, да ненамного ее пережил, и переделал что-то, только Матрена все равно попробует вход тот отыскать.