Покаяние пророков
Шрифт:
Космач теперь не сомневался, что у нее с Палеологовым были личные, интимные отношения, женственная Светлана Алексеевна совсем не умела скрывать своих чувств и, похоже, до сих пор переживала разлуку. А разница в возрасте была лет в десять, и, видно, этот молодой талантливый сотрудник втирался в доверие к своей начальнице старым известным способом.
— На него это похоже, — подбодрил он. — Хотя академик отзывался о нем неплохо. Называл его судьей.
— Да, в нем есть что-то такое. И выражается это в высшем цинизме. — Она встряхнулась и стала размышлять вслух. — Но я не об этом… Мне сейчас пришло в голову: не он ли тут замешан? Имею в виду гибель секретарши… Нет, сам он на такое не пойдет. Мы никак не можем отследить, кто же стоит за Палеологовым. Сам по себе он мало что значит. Так, очень инициативный
— Тут я вам не помощник, — развел руками Космач. — И гадать не хочу, кто за кем стоит…
— Да, там черт ногу сломит, — озабоченно проговорила Светлана Алексеевна и встряхнулась. — Вам надо опасаться, Юрий Николаевич, все это очень серьезно.
— Знать бы кого…
— Охрану здесь мы обеспечим. А как быть с вашим деревенским прибежищем?
— Бог не выдаст, свинья не съест.
— А боярышня Углицкая?.. Вы оставили ее одну? Он так и не понял, то ли это угроза, то ли проявление заботы…
— За нее я спокоен.
— Так уверенно говорите… Впрочем, вам виднее. — Она была не на шутку взволнована. — Мы вынуждены работать вот в таких условиях, под защитой армии. Передвигаться в инкассаторских машинах с сопровождением. Да, и такое бывает. И нет у нас тут намеленных сонорецкими старцами камней, о которых вы так красочно писали.
Это уже напоминало жалобу, причем довольно искреннюю — впору подойти и по головке погладить…
— Не завидую, — для порядка пробурчал в бороду Космач.
— И это лишь внешняя сторона, мы привыкли… — по-бабьи вздохнула Светлана Алексеевна. — А есть и то, к чему привыкнуть невозможно. В правительстве никто не знал, что такое ЦИДИК, пока не создали историко-архивную группу. Раньше так называлась наша ГУРА… Считали чисто научным заведением, финансировали, и никто особенно не вникал в его деятельность. Сидит там старый, заслуженный академик, правозащитник, интеллигент номер один, совесть нации… И пусть сидит, все при деле. Когда же начали работать, оказалось: ни в один закрытый архив мы без ведома центра попасть не можем. Главки и министерства дают разрешения, Главное архивное управление проходим без проблем! А для того чтобы получить бумагу в ЦИДИКе, нужно составить проектное обоснование, расписать, что мы там ищем, откуда получена информация, что искомое находится именно там и нигде более. И с какой целью!.. То есть ставят заведомо невыполнимые условия и отказывают. Кстати, чтоб вывезти ценности из страны для реализации за рубежом, надо было опять добиваться разрешения центра. Ладно, думаем, конкуренция, но проверили, он не работает в этом направлении, то есть одни контрольные функции. Как собаки на сене!
Она сделала передышку, набрала номер телефона, послушала и положила трубку.
— Да, ЦИДИК, это была серьезная организация…
— Почему была? Даниленко уверен, и будет, — сказал Космач.
Светлана Алексеевна вздохнула и взяла новую сигарету.
— Возможно… Мы несколько раз обходили ЦИДИК через премьера, по прямому указанию, и получали неплохие результаты. Но тут же начиналась какая-то странная возня… Грязная возня. В зарубежной прессе вдруг появлялись публикации, дескать, группа мошенников, засевшая в правительстве, распродает на европейских аукционах национальное достояние. Прямо такие борцы! Ясно, откуда ноги растут… А потом Барвин сам в нескольких интервью прозрачно намекнул на несостоятельность правительства и премьера. Да, мы продавали кое-что, но почти всегда адресно, конкретно. Личная переписка, некоторые малозначительные документы, холодное оружие и даже драгоценности. Все это было изъято после революции и в пору военного коммунизма у богатых людей, прилипло к рукам чекистов и впоследствии осело в домах новой элиты. Но в тридцать седьмом году начался известный передел власти и капитала, ценности опять изъяли, но еще раз украсть не успели, да и боялись.
Она говорила и не забывала о себе, более того, сама вслушивалась в сказанное и как бы оценивала свои удачные слова и обороты, делая паузы. И у нее еще был заряд, как у опытного стайера, но Светлана Алексеевна вдруг споткнулась, достала новую сигарету, но не прикурила.
— Знаете, Юрий Николаевич, из головы не выходит… Имею в виду гибель Копысова и секретарши. Не понимаю, что происходит. Если это война, то кого с кем?.. Может, вы все-таки позвоните к себе в деревню? Хотя бы предупредить, чтоб была осторожнее. У вас там есть надежные люди? Которые бы помогли в случае чего?
— Кому помогли? — переспросил Космач.
— Вашей боярышне. Она же осталась одна!
— Нет, она ушла домой.
— Я боюсь, схватят по дороге!
— Не понимаю, какой смысл хватать ее?
— Не хочу вас пугать… Но ситуация складывается непредсказуемая. Боярышню могут взять заложницей, чтоб оказать давление на вас. Сейчас не брезгуют никакими средствами…
— А зачем на меня давить?
— Цели могут быть самые разные… И неожиданные. — Она не хотела называть истинную причину. — Например, заставить выполнять чужую волю.
— Думаю, до этого не дойдет, — легкомысленно отмахнулся он.
— Вы упорно недооцениваете опасность. — Светлана Алексеевна даже улыбнулась. — Поражаюсь вашему спокойствию! Вот что такое жить в глухой деревне, в отрыве от этой сумасшедшей цивилизации. Мы тут, наверное, уже все неврастеники… Простите, я позвоню заместителю, попрошу выяснить некоторые обстоятельства.. — Она набирала номер. — Если это действительно случайность, то ничего… Но если… Боюсь произнести вслух, не верю… Кстати, я звоню Сергею Ивановичу Ровде! Что ему передать?
— Ничего.
— Да, я знаю, у вас были натянутые отношения… Но профессор сильно изменился.
Похоже, телефон опять не отвечал. Светлана Алексеевна вызвала секретаря и попросила связать ее с Ровдой.
— Факс из приемной Шашерина, — доложил тот. — Совещание в тринадцать тридцать.
— Меня не будет, — проговорила она задумчиво и подождала, когда секретарь закроет дверь. — У Барвина была личная причина не пускать нас в закрытые фонды. Мы случайно обнаружили документ, проливающий свет на некоторые тайные дела академика. Его предшественник имел доступ к архивам… В общем, занимался изъятием компрометирующих материалов на высокопоставленных деятелей коммунистической элиты. И совершил обыкновенное воровство — вынес из хранилища масонский атрибут, некогда принадлежавший знаменитому Сен-Жермену. Вещица уникальная, оценивается в несколько миллионов долларов. По каким-то оперативным соображениям в закрытых архивах умышленно скрывают некоторые драгоценности, документы. Прячут от глаз музейщиков и общественности… Воришку схватили и тут же расстреляли, хотя краденого не нашли. Слишком много видел и знал… А символ розенкрейцеров попал в руки академика и до сегодняшней ночи находился у него. Как вы думаете, кто его получил по наследству?
— Не имею представления, — в бороду пробубнил Космач.
— По нашим данным, профессор Желтяков. Только он входил и выходил через черный ход.
— Значит, вы проворонили несколько миллионов.
— Но кое-что выиграли, Юрий Николаевич, — с гордостью произнесла она. — Сейчас другое время. Еще недавно все было иначе. В разгар нашей войны с ЦИДИКом мы без всякого согласования отправили официальное письмо с предложением добровольно сдать государству незаконно присвоенную драгоценность. Тогда еще был дух романтизма, жаждали рыцарского поединка… В результате нас разогнали, точнее сказать, перевели на нелегальное положение, в котором находимся и сейчас. А в качестве отступного, через третьих лиц, премьер распорядился безвозмездно передать на Запад масонский архив. Но ему и это не помогло, отправили заседать в Думу…