Показания Шерон Стоун
Шрифт:
– Нет, надо пойти к колдуну. Порнография вокруг, мол, сгущается… Давай, брат, спасай. Не дадут на пенсию спокойно уйти. Пусть астралу кой-куда напустит. Может не тыщу ему предложить, а две? За две-то крепче будет подколдовка, как думаешь?
Кундеев с обидой подхватывает:
– Мало нам тут своих ЖПО, так эта тоже носится со своей как с писаной торбой.
– У нас тут ЖПО государственного значения, правильно я говорю! Нам своего ЖПО – выше крыши, правильно?
– Вот и я про то. Кремлевского
– Тьфу! А я-то подумал сначала – приличная девушка… Ну, давай!
Кундеев важно выходит первый из туалета. Кузнецов медлит, прислушиваясь, когда Вику Кундеев проводит в кабинет. Потом торопливо семенит в свой мимо кабинета Кундеева.
Глаза девушки как всегда на мокром месте.
– Мила Йович спасла человечество от мирового зла, а вы тут чем занимаетесь? Вы смотрели «Обитель Зла»?
– Нет.
– Очень жалко. Мила была в потрясающем комбезе. И она спасла человечество от зла.
Разговор длится уже полчаса. Кундеев смотрит на часы, намекая что туго со временем.
– Мы тоже спасаем.
– Кого спасает Чепель?
– Еще раз повторяю – Кремль и Президента. А значит, государство.
– А вы знаете, что он может стать импотентом, если его не отстранить от этой Трегубовой, которая: пися… пися…
– Кто Вам сказал?
– Мама.
– Не знаю насчет импотенции. Не слышал. Да разве по доброй воле мужик захочет стать импотентом? Вы сами подумайте, захочет?
Он роется в сейфе и вываливает том за томом на стол, намекая на время.
– Если он станет импотентом – тогда, пожалуйста, к сексопатологу.
– Вы не хотите меня выслушать.
Кундеев тихонько, как бы невзначай, оттирает девушку к двери.
– Я же сказал, разберемся. Мы не оставим Ваш вопрос без ответа, это не в наших правилах.
– Хорошо. Ответьте мне тогда на последний вопрос…
– Объясняю популярно: мы должны спасти Кремль и Президента. И повторяю: Чепель может получить сильное повышение по службе. Очень значительное. Представление уже готовится. И тогда Вы, милая барышня, очень можете пожалеть о своих словах. Очень.
Господи, да вот же он свет в конце туннеля! Снова уныние в кабинете Кузнецова сменяется ликованием.
– Это такая игра, сказал Сысоев! Чтобы она была удовлетворена! Чтобы она думала, что это идет настоящее следствие! Ну, Сысоев, красавчик, успокоил! А Тураев, молчит! С виду вроде приличный человек, а разобраться – гнида!
– А Панкратов?
– Само собой, пидар! Еще тот!
Кузнецов на радостях притягивает Кундеева за грудки, целует:
– Вот где собака зарыта! Так бы и сказали сразу! Фу, как камень с души…
Обернувшись к портрету, крестится.
– А я уж подумал чего… Враги, мол, балуются. На пенсию не дадут уйти как надо.
Радостный Кундеев встает на стул, символически поправляет портрет, символически стирает с него пыль.
– Это ты правильно! – одобрил Кузнецов. – Заботься о Президенте – и он позаботится о тебе! Вот сегодня позаботился, знак послал. А я и в толк не возьму, что за странное дело? Такая красотка, а тянется к этим несвежим огурчикам. А их без конца кто-то мочит и мочит… – Добавляет шепотом. – Во какая она, игра-то!
– Интересно, а кто мочит?
– А вот это не твоего ума дела! Сысоев сказал, что федеральные ребята сами это дело ведут. Реально ведут. А мы тут просто устраиваем ей игру в следствие, понимаешь? Чтобы ей было приятно. Чтобы романчик она свой писала, романчик писала!
– А мочит кто?
– Да замолчи ты, дурак! – зловеще шипит Кузнецов. – Сглазить хочешь? Главное – мочат. И как ловко мочат! И чем больше они женихаются, тем вернее их мочат… Вот тебе и дорога в Кремль! Трупами усыпана дороженька!
Снова крестится, оглянувшись на портрет Президента.
Вдруг его осеняет:
– Слышь, Кундеев… А если она сама их мочит, эта… Шерон Стоун…
– Значит, крышуют ее. Кто надо.
– Точно, контора! Ну, пацаны, ну, ловко придумали, а! А девка умняга какая! Тре-гу-бо-ва! Недаром писательница!
– И ловко же ее пипиской прикрылись, а?
– А я чего говорю? Государственного значения у нас ЖПО, политического масштаба!
Ну что ж, пришло время изложить последний более или менее стройный ряд мыслей Чепеля перед чудесным превращением. Последний – ибо далее все обрывочно, туманно, считай как во сне…
Чепель думал: «Кажется, мы стали получать удовлетворение от взаимных грязных ругательств, унижающих друг друга. В какой-то момент я твердо понял, что передо мной просто сучка, а я – победитель-самец. Я овладел ею еще раз, теперь уже силой, – причем в заднее отверстие Кажется, она этого не хотела. Жалобно скулила. Но мне было все равно – так хотел я».
Чепель на руках приподнялся над Трегубовой, лежащей на животе. Садится у стенки, прислонившись спиной.
Трегубова села и наставила пистолет.
– Ну что зверек? Ты можешь остаться жить. Хочешь?
Вряд ли Чепель мог поверить, что она стрельнет. Как же так – живого человека да хлоп…
Чепель отвечает насмешливо:
– Сучка, не попади в яйца! Наверно это больно. Твоя вонючая дыра не настолько хороша, чтобы так мучились мои яйца, слышишь?
– Пусть, зато я ценю твое мужество, ты настоящий козел!
Выстрел.
Чепель ничего не увидел, кроме вспышки огня. Потом вспышка боли. Кстати, был еще один выстрел, потом еще один… И потом время потеряло всякое значение.