Покинутый
Шрифт:
И чертыхнулся, потому что он рухнул головой вперед, рассыпав сноп искр. Он сразу загорелся, и одного только запаха гари будет достаточно, чтобы его товарищи всполошились. Я поспешил к Чарльзу с Томасом, которые уже подобрались к бандитскому притону, и занял позицию неподалеку, целясь в того бандита, что стоял — а точнее, «шатался» — возле самых ворот. Он двинулся к кукурузному полю, может быть, чтобы сменить часового, который все еще жарился на костре. Я выждал, пока он дойдет до кромки поля и пока не кончится внезапный перерыв в веселье внутри притона, и когда снова поднялся рев, я выстрелил.
Он повалился на колени, потом набок, и полчерепа у него как не бывало, а я оглянулся на двери притона, не слышен ли там выстрел. Нет, не слышен. Но зато компания у ворот заметила Чарльза с Томасом, повыхватывала клинки и пистолеты и заорала: «Убирайтесь подальше!»
Чарльз и Томас не спешили, как я и велел. Они готовы были достать оружие, но выжидали. Молодцы. Ждали, чтобы я выстрелил в охранников.
Было самое время. Я прицелился в одного из бандитов, которого посчитал за главаря, нажал курок, и охранник отшатнулся назад, а из его затылка брызнула кровь.
Теперь мой выстрел был слышен, но это было неважно, потому что Чарльз и Томас уже вынули клинки и рубанули, и еще двое охранников повалились набок с кровавыми фонтанами, бившими у них из шеи. Ворота были взяты, но схватка завязалась нешуточная.
Мне удалось подстрелить еще двух бандитов, и я отбросил мушкет — достал саблю, прыгнул в гущу тел и дрался плечом к плечу с Чарльзом и Томасом. Мне нравилось вот так драться рядом с товарищами, и я искромсал еще трех головорезов, и они с пронзительными воплями умерли, а остальные отступили от ворот и забаррикадировались в доме.
В общем, остались только я, Томас и Чарльз — тяжело дышавшие и стряхивающие кровь с клинков. Теперь я поглядывал на Томаса с уважением: он дрался хорошо — быстро и умело, хотя по виду трудно было этого от него ждать. Чарльз тоже посматривал на него, но с гораздо большим отвращением, как будто умение Томаса драться раздражало его.
Надо было как-то решать эту задачу: мы ведь остались снаружи, а дверь бандиты заперли наглухо. И именно Томас предложил подстрелить одну-две бочки с порохом — неплохая идея для человека, которого поначалу я готов был отвергнуть как пьяницу.
Взрыв проломал стену, и мы забрались внутрь и пробрались через развороченные, растерзанные взрывом трупы, валявшиеся с другой стороны пролома.
Мы бросились дальше. Толстые, плотные ковры и пледы устилали пол, и возле окон висели изысканные гобелены. Всюду был полумрак. Слышались крики, мужские и женские, и топот ног, и мы кинулись туда — я с саблей в одной руке и пистолетом в другой убил по пути какого-то человека.
Томас подхватил какой-то подсвечник и обрушил его на голову одного из грабителей и смахнул со своего лица чужую кровь и мозги. Чарльз напомнил нам, зачем мы пришли: за шкатулкой Уильяма, и мы ринулись по мрачным коридорам, почти уже не встречая сопротивления. Грабители или оставили нас в покое, или собирались с новыми силами. Это было уже неважно, главное: найти шкатулку.
Чем мы и занялись в ближней части будуара, провонявшего пивом и борделем и кишевшего народом: полуголые женщины хватали одежду, визжали и бегали, а несколько воров заряжали пистолеты. Рядом со мной в деревяшку дверного косяка шмякнула пуля, и мы отпрыгнули в стороны, потому что еще какой-то человек, совсем голый, готовился нажать курок.
Чарльз в ответ выстрелил в дверной проем, и голый стрелок повалился на ковер с неприглядной дырой в груди, таща за собой с кровати стиснутое в кулаке одеяло. Еще одна пуля выкрошила косяк, и мы снова попрятались. Томас вынул саблю, потому что на нас по коридору неслись два грабителя, Чарльз присоединился к нему.
— Бросайте оружие, — крикнул бандит, оставшийся в будуаре, — и я сохраню вам жизнь.
— Я предлагаю то же, — сказал я из-за двери. — Нам не из-за чего драться. Я просто хочу вернуть шкатулку законному владельцу.
Голос его стал насмешливым.
— Это Джонсон — законный владелец?
— Повторять не стану.
— Я тоже.
Я услышал неподалеку движение и мельком глянул на дверь. К нам подкрадывался еще один человек, но я выстрелил ему в переносицу, и он шлепнулся на пол, а его пистолет отлетел в сторону. Оставшийся грабитель выстрелил еще раз и нырнул за пистолетом своего товарища, но я уже перезарядился и упредил его — выстрелил сбоку, пока он тянулся к пистолету. Как раненый зверь, согнутый пополам, он повалился на кровать, на мокрую кучу окровавленного одеяла и смотрел, как я осторожно приближаюсь, наставив на него пистолет.
Глаза у него были злыми. Он не так собирался провести ночь.
— Таким, как ты, книги и схемы ни к чему, — сказал я, показывая на сундук Уильяма. — Кто тебя нанял?
— Я их никогда не видел, — прохрипел он, качая головой. — Только тайники и письма. Но они платили, и мы выполняли.
Такие люди попадались мне всюду — они готовы на что угодно ради нескольких монет. Вот такие вот молодцы и влезли когда-то в мой дом и убили моего отца. И вот чем мне приходится из-за них заниматься.
Они платили. Мы выполняли.
И все-таки усилием воли я преодолел отвращение и не убил его.
— Что ж, это в прошлом. Передай это от меня своим хозяевам.
Он приподнялся, поняв, что я оставляю его в живых.
— От чьего имени я должен передать?
— Не нужно имени. Они знают, — сказал я.
И дал ему уйти.
Томас еще хватал, чем поживиться, а мы с Чарльзом взяли шкатулку и стали выбираться из этого места. Возвращаться было проще — большинство грабителей решили, что лучшая отвага — это благоразумие, и не сунули к нам носа, а мы добрались до лошадей и поскакали прочь.
В «Зеленом Драконе» Уильям Джонсон все еще корпел над своими картами. Мы отдали ему шкатулку, и он сразу проверил, все ли карты и манускрипты на месте.
— Благодарю вас, мастер Кенуэй, — сказал он, вновь усаживаясь за стол, довольный, что ничего не пропало. — Теперь я готов ответить на все ваши вопросы.
У меня на шее был амулет. Показалось ли мне, или он начал светиться? Когда я забрал его у Мико, амулет не светился. Первый раз я заметил его свечение, когда амулет взял в руки Реджинальд, на Флит-энд Брайд. А сейчас и у меня он просиял точно так же — как будто он оживал, как ни смешно это прозвучит, когда в него верили.