Поколение А
Шрифт:
Мне бы очень хотелось, чтобы эта история закончилась так: Кимберли совершила геройский поступок, взяла заряженный папин кольт, хранившийся в тумбочке в спальне родителей, перестреляла всех злобных инопланетян и спасла маму с папой, а заодно и соседей, и все человечество.
Или хотя бы вот так: Кимберли бросилась вслед за родителями, но не смогла их спасти, а сама превратилась в домашнее животное инопланетных пришельцев.
Однако на самом деле все было так. Кимберли вошла в родительский дом, который теперь принадлежал ей одной. Открыла все окна, чтобы впустить свежий воздух, и запела:
– Теперь он мой, он весь мой! Только
ДИАНА
История Жюльена нашла живой отклик в моей душе, потому что когда я была совсем маленькой, мы с родителями однажды отдыхали за городом и жили в бревенчатой избушке в лесу. Окна избушки были затянуты проволочной сеткой, и я помню, как мне было страшно от этих окон. И от шорохов ночного леса. Эти малоприятные воспоминания естественным образом вылились в раздумья о моих психопатах-родителях, закомплексованных невротиках, с которыми я практически не общаюсь и о которых не люблю говорить. Впрочем, ладно. Мне еще надо было придумать историю, а в голову не приходило вообще ничего. Мы допили остатки вина из открытой бутылки и закусили засохшим лимонным печеньем, обнаруженным в глубине буфета. Потом у нас был небольшой перерыв на «сходить в туалет», а потом мы все снова собрались в освещенной свечами гостиной.
– Серж…
– Да, Диана?
– Возвращаясь к вопросу, который уже задавали раньше: почему это так сложно – придумать историю, когда тебя об этом просят? Хотя мы всю жизнь только и делаем, что сочиняем истории.
– В каком смысле?
– В смысле, конкретно сейчас, когда я задаю тебе свой вопрос, это мгновение становится эпизодом из истории моей Жизни. И не только моей, а всех нас. Всех, кто при этом присутствует. Я могла бы взять нож и устроить резню. Или прыгать по комнате, изображая пасхального зайца…
– Но ты ничего такого не делаешь, – сказал Серж.
– О том и речь. И мне действительно хочется разобраться, почему большинство из нас, когда сочиняют историю своей жизни, выбирают такие скучные, неинтересные сюжеты. Неужели так сложно переключить передачу и сказать себе: «Знаешь, что? Вместо того чтобы придумывать всякие вымышленные истории, ты бы лучше придумал, как сделать интереснее свою жизнь».
Зак сказал:
– А действительно, почему? Почему, вместо того чтобы затеять чего-нибудь этакое вроде сезона серийных убийств, мы сидим дома и бродим по порносайтам?
– Вот теперь вам понятно, – сказала Жюльен, – почему я играю в онлайновые боевики
Я сказала:
– Ну, ладно. Моя очередь рассказывать историю.
Недолгая жизнь и жестокая смерть сотрудников новостной службы Третьего телеканала
Диана Битон
День выдался ясным и солнечным. Хлоя сидела на кухне и смотрела в окно, и тут в дверь позвонили. Это пришли из полиции – сообщить, что мать Хлои арестована за убийство семерых сотрудников новостной службы Третьего телеканала: двух ведущих, парня, который объявляет прогноз погоды, и четырех операторов. Мать Хлои проделала все в одиночку. Она пришла в телецентр с огромной плетеной хозяйственной сумкой, притворившись милой безобидной старушкой, которой хочется повидаться с ведущей кулинарного шоу. Проходя мимо студии новостной службы, она объявила, что ей надо в уборную, а потом потихоньку сбежала от девушки, которая вызвалась ее проводить, достала из сумки два пистолета и вломилась в студию, стреляя одновременно с двух рук. Уцелевшему оператору –
– Конечно.
И они поехали в больницу. На патрульной машине с включенной мигалкой.
Въезд на территорию больницы был перекрыт полицейским кордоном. Но их, конечно же, пропустили. На входе в корпус им пришлось пробиваться сквозь небольшую толпу журналистов, охотящихся за сенсацией. Полицейские, сопровождавшие Хлою, провели ее внутрь. Они поднялись на лифте на самый верхний этаж. Перед входом в палату, где лежала Хлоина мама, дежурили четверо полицейских. Хлоя всегда подозревала, что когда-нибудь ей придется навещать маму в больнице, где та будет лежать со сломанной шейкой бедра – но уж явно не при таких обстоятельствах…
– Мама?
– Здравствуй, солнышко.
– Мама, что происходит?
– Я тебе все расскажу.
– Погоди… А где папа?
– Он пока недоступен.
– О Господи. Он ведь не собирается тоже кого-нибудь застрелить?!
– Не надо делать поспешных выводов.
– Мама, ты убила семерых человек!
– Вот и славно.
Хлоя пыталась хотя бы слегка успокоиться, а мама смотрела на нее с безмятежной улыбкой.
– Но за что? Почему? Что они тебе сделали? – наконец проговорила Хлоя.
– В прошлые выходные все прихожане нашей церкви Нового взгляда ездили в горы – поститься для просветления. Это было восхитительно. Во время общей молитвы я вознеслась над Землей, и когда я взглянула на нашу планету из космоса, та была черной, словно обугленная головешка. И вот тогда я поняла, что с Землею все кончено и что церковь Нового взгляда заберет меня на другую планету.
– Ты что, шутишь?
– Нет, Хлоя, я не шучу. И мы с папой хотим, чтобы ты была с нами.
– Мама, это ужасно. Неужели ты не понимаешь?! Мама смотрела на Хлою тем же мягким, умеренно ласковым взглядом, которым обычно сопровождала «спасибо», обращенное к вежливым незнакомым мужчинам, придержавшим перед ней дверь.
– Я думала, ты поймешь. И порадуешься за меня. Помнится, кто-то у нас был вообще без ума от того старого комикса девятьсот семидесятых годов… Как его там? «Ямато»! И уж ты-то должна понимать, что испытывает человек, которому хочется покинуть разрушенную планету и отправиться в странствия по вселенной, сражаясь со всепоглощающей тьмой.
– Мама, это был просто комикс.
– Для «просто комикса» он как-то уж слишком тебя захватил в свое время. По-моему, солнышко, ты мне просто завидуешь.
– Что?!
– Ты мне завидуешь потому, что я сейчас нахожусь внутри этого самого комикса. По ту сторону зеркала. Я – да, а ты – нет. Но ты тоже можешь туда попасть. Пойдем с нами.
– Мама, пожалуйста, перестань. Почему ты убила этих людей?
– Потому что они знаменитости.
– Что?!
– Наша культура больна. Она разуверилась во всем, кроме славы. У нас не осталось другой формы бессмертия. Только слава. Убей всех знаменитых людей – и ты убьешь саму суть нашей больной культуры.