Покорение Крыма
Шрифт:
Разящий ответ Щербинина не смутил Мегмет-мурзу — он продолжал настаивать на своём:
— Однако преемник Пани-паши Долгорук-паша подтвердил все прежние обязательства! И многократно изъяснял, что он определён выгнать находившихся в Крыму турок и доставить нам спокойствие и тишину. О завладении стоящими здесь крепостями, городами и аулами он не упоминал! И в манифесте его про то ничего не писано.
— Это правда. Но правда половинчатая, — возразил Щербинин.
— В чём же другая половина состоит?
— В том, что князь вооружённой рукой отворил ворота в Крым! А татары подтвердили свою преданность Порте, оказав нашим войскам сопротивление и чиня препятствия во время их движения на Арабат,
— Но когда мы просили Долгорук-пашу оставить в нашем владении крепости и внести запись об этом в договор, он не отказал, а, напротив, подтвердил, что ваша королева не имеет никакой нужды в сих крепостях. И ещё он говорил, что русское войско будет в Крыму только до окончания войны с Портой. Зачем же вам нужны крепости после войны?
— Вы лжёте, — сказал Щербинин с язвительной гримасой. Он протянул руку к папке с бумагами, вынул копию долгоруковского договора и выразительно помахал ею перед лицами татар. — В пункте седьмом точно указано, что на основании акта, который надлежит подписать, все крепости и пристани, где турецкое войско находилось, должны быть заняты русскими войсками для защищения от неприятельских происков... Все крепости!.. А я прошу только две!.. И они названы в акте, что я привёз с собой. И который вы уже тогда соглашались подписать!.. А вот о времени пребывания нашего войска в договоре о том нигде не упомянуто!.. Подумайте, коль ваши знатнейшие чины согласились на это в минувшем году, как можно теперь слово и подписи назад забрать?
Мегмет-мурза опустил померкшие враз глаза, пробормотал невнятно:
— Мы не захватили с собой тот договор.
Щербинин решил воспользоваться смущением татар.
— Это же очевидно, что все крепости военной рукой взяты, — настойчиво, в который уже раз, напомнил он. — И по всесветному военному праву они принадлежат победителю. Вы же — побеждённые! — не должны и не можете ласкать себя присвоением оных, не оказав достойного снисхождения победителю. Но что-то я не зрю ни снисхождения, ни благодарности.
— О какой благодарности вы говорите? — снова вступил в разговор Мегмет-мурза.
— Как о какой? О той, к которой я многократно стремлюсь вас подвинуть: внять моим советам и утвердить формалитетом совершенство вашей области в вольности и независимости под покровительством её величества.
— Так мы же согласны на это!
— Но вы не согласны уступить крепости, которые вашу вольность защищать станут.
— У нас сильное войско — мы сами сможем защитить себя.
— Как?! — вскричал Щербинин, утомлённый упрямством татар. — У вас нет ни артиллерии, ни морских военных судов!
— Но кто собирается покушаться на нас с моря?
— Те, кто и раньше это делал, — турки!
— А мы их не боимся и защищаться не будем, — вызывающе сказал Мегмет. — Начинать кровопролитную брань с нашими единоверными — противно закону.
Щербинин длинно и устало вздохнул, отрешённо махнул рукой, сказал:
— Меня удивляет ваше нежелание отблагодарить вашу благодетельницу за предоставленную вольность. Но, полагаю, что всё это происходит от неразумного заблуждения татарских умов, не отрешившихся доселе от рабского почтения к Порте... Давайте отложим сию беседу до следующей конференции.
Когда татарские депутаты покинули палатку, Евдоким Алексеевич, оборотившись к Веселицкому, сказал с задумчивой приглушённостью:
— Упрямые сволочи... Худо дело, худо.
— Они
— Наша военная сила в нынешних обстоятельствах не применима, — возразил с неохотой Щербинин, — ибо её величество желает и требует собственного, без принуждения, согласия татар.
Он встал, прошёлся, разминая ноги, по палатке из угла в угол, остановился и уже прежним, требовательным, голосом заключил:
— Остаётся уповать на силу ногайцев. Беритесь за них! Используйте всё — деньги, подарки, уговоры, угрозы, — но разъясните мурзам, что от них надобно... Мне же здесь более делать нечего — поеду в Кафу. А как дело справите — пришлёте нарочного...
Август 1772 г.
В Петербурге разрыв Фокшанского конгресса был воспринят Крайне болезненно. Панин, не выбирая выражений, назвал главным виновником разрыва Орлова, «новозародившееся бешенство и коло б родство» которого испортило всё дело. Хотя на заседании Совета он остерёгся упоминать фамилию графа, но возмущался достаточно прозрачно:
— Всякому постороннему человеку нельзя тому не удивляться, как первые люди в обоих государствах, посланные для столь великого дела, съехались за одним будто словом. А сказав его друг другу — разъехались ни с чем... Едва уладив с горем пополам наши дела в Польше [21] , мы поставлены теперь в наикритическое положение через сей разрыв, возобновляющий старую войну с Портой и ускоряющий новую, что угрожать нам стала со стороны Швеции [22] .
21
25 июля 1772 года было окончательно оформлено соглашение между Россией, Австрией и Пруссией о частичном разделе Польши (1-й раздел Польши). Сложность международной обстановки, заключение Австрией оборонительного союза с Турцией, намёки Пруссии на то, что Россия может извлечь выгоду из войны с Турцией только в том случае, если Пруссия получит компенсацию за счёт Польши, убедили Екатерину, что она не сможет сохранить своё преобладание в Польше, и толкнули её на заключение соглашения. Пруссия получила часть Восточной Польши и так называемую польскую Пруссию, Австрия — Западную Украину (Галицкую Русь) и другие земли, России была возвращена часть русских земель по Днепру и Западной Двине.
22
19 августа 1772 года шведский король Густав III совершил государственный переворот, в результате которого были уничтожены почти все права сейма — власть короля стала фактически неограниченной. Россия была обеспокоена возможной реваншистской войной со стороны Швеции.
— В нынешнем положении, — сказал Захар Чернышёв взволнованно, — я не вижу другого способа скорейшего достижения желаемого мира, как предписать графу Румянцеву нанести чувствительный удар неприятелю на правом берегу Дуная, разогнать главную его армию и, окончательно оседлав реку, стать там на зимние квартиры. Успех дела позволит не давать графу корпус, выделенный для вспоможения из Второй армии, а передвинуть его в течение зимы на север, чтобы Прикрыть наши финские границы, обезопасив их от происков шведского короля.