Покорение Южного полюса. Гонка лидеров
Шрифт:
Со временем этот некогда достойный валлиец из Гламоргана превратился в пьяницу и бабника, постоянно рисковал заразиться венерическими болезнями и начал толстеть. «Тедди» Эванс хотел списать его на берег, считая, что в полярной экспедиции нет места людям такого сорта, поскольку слабость одного может означать смертельную опасность для всех.
Но старшина Эванс оказался любимчиком Скотта. Они когда-то вместе служили на «Мажестике» перед экспедицией «Дискавери». К тому же Эванс своей грузной фигурой с бычьей шеей напоминал классического матроса, а Скотт всегда придавал внешности большое значение. Он не видел слабости, которая скрывалась за этим обликом, и не понимал, что часто именно
Эванс отвечал ему лестью. Но за ней лежала истинная преданность.
26 ноября, когда «Терра Нова» вышел в порт Чалмерс, где предполагалось набрать угля и отправиться в Новую Зеландию, старшина Эванс остался на берегу. Накануне он напился и, поднимаясь на борт, свалился в воду. Это было слишком даже для Скотта. Он приказал Эвансу паковать вещи и убираться с корабля.
На следующее утро Эванс подкараулил Скотта, который остался в Литтлтоне, чтобы закончить некоторые дела, и начал умолять дать ему ещё один шанс. Получая категорический отказ, он снова и снова догонял уходившего Скотта и настойчиво продолжал просить о прощении. Наконец Скотт смягчился, и они вместе сели в поезд, следовавший в порт Чалмерс, чтобы попасть на «Терра Нова», причём, по словам Скотта, Эванс вёл себя так, «как если бы ничего не произошло!».
Но «Тедди» Эванс был в ярости. Поступок капитана свидетельствовал о его слабости и поощрении фаворитизма, становясь очередным наглядным подтверждением его неумения делать выводы.
Однако Скотт в своём дневнике записал, что недовольство Эванса было «сильно… преувеличенным».
Изначально планировалось, что «Терра Нова» отчалит 28-го, но в последний момент Скотт перенёс отплытие на 29 ноября. Оутс нашёл это
неприятным, поскольку пони придётся провести на корабле лишних 24 часа. И всё это лишь для того, чтобы толпа на берегу могла порадоваться, приветствуя нас.
Скотту очень хотелось, чтобы «Терра Нова» покрасовался перед публикой. День отплытия корабля был объявлен выходным. В два тридцать он отчалил — и повторились восторженные проводы, которые им устраивали Лондон, Портланд, Кардифф, Кейптаун и Литтлтон.
Призрак Амундсена омрачил церемонию проводов Скотта:
Возможно, Вы хотите сказать что-нибудь об экспедиции Вашего соперника? [спросил его на пристани один из журналистов] Той, что из Норвегии… и о перспективах её успеха — конечно, если у неё есть такие перспективы. Капитан Скотт ответил с безразличным видом: «Нет, я не думаю, что стану говорить что-то на эту тему».
И был ещё один странный отголосок эпохи «Дискавери» девятилетней давности. Тогда, перед отплытием из Новой Зеландии в Антарктику, Скотт написал Нансену о своих плохих предчувствиях, не высказанных при личной встрече. Сейчас он сделал то же самое:
Возможно, мы совершили ошибку, организовав всё столь масштабно, но больше всего я хотел бы получить по-настоящему хорошие научные результаты, и поэтому нам потребовалось много специалистов. В том, что касается транспорта, трудно сказать, кому из животных следовало отдать предпочтение — собакам или пони. У нас отличные животные, все в очень хорошей форме.
Через два дня после выхода из Новой Зеландии «Терра Нова» чуть не пошёл ко дну во время шторма. Скотту это показалось плохой приметой. Но случившееся имело вполне рациональную причину.
Как отметил Трюггве Гран, корабль уже «был сильно нагружён, покидая Англию, а после порта Чалмерс он практически тонул». Палуба была завалена грузами, больше всего места занимали три контейнера с мотосанями, которые по причине изменившихся планов в последний момент отправили из Англии в Новую Зеландию грузовым кораблём. На борту толпились девятнадцать пони и тридцать три собаки. Собак привязывали везде, где можно, лишь бы им хватало места стоять, на них постоянно попадали брызги, им было неудобно. На баке, занимая часть пространства, предназначенного для размещения команды, стояли пони.
Люди находились в невозможной тесноте. В Новой Зеландии к команде добавилось ещё семь человек: Раймонд Пристли, Сесил Мирс, Вилфред Брюс, Гриффин Тейлор, Бернард Дей, австралийский геолог Фрэнк Дебенхем, а также известный фотограф Херберт Понтинг. В общем кубрике матросам приходилось спать в койках по очереди — один уходил на вахту, другой занимал его место. В кают-компании во время приёма пищи вынуждены были помещаться одновременно двадцать четыре человека, и она была очень переполнена. Вот так перенаселённый и перегружённый корабль направился к югу.
Главной особенностью вод, куда сейчас двигался корабль, в соответствии с «Лоциями Адмиралтейства», была
циркумполярная линия пониженного давления… Области низкого давления двигаются на восток или юго-восток со скоростью от 20 до 30 узлов в соседние районы… часты штормы… Эпизодически случаются периоды хорошей погоды при вторжении сюда области высокого давления.
Скотт надеялся проскочить между штормами. Но рассчитывать на это в эпоху несовершенных метеорологических прогнозов было равносильно попытке с закрытыми глазами сойти с тротуара на проезжую часть, где мчались автомобили, уповая на то, чтобы не попасть под их колёса.
1 декабря, незадолго до полудня, «Терра Нова» вполне закономерно оказался в эпицентре шторма. Беспощадные удары волн били по перегружённому корпусу корабля с такой силой, на которую он просто не был рассчитан. С каждым ударом обшивка палубы всё больше расходилась — и потоки воды обрушивались в трюм. Ночью забилась основная трюмная помпа.
Всё бы ничего, но в Мельбурне главный инженер «Терра Нова», лейтенант военно-морского флота Эдгар Рили был уволен решением Скотта: чистая прихоть, основанная на личной неприязни. Рили никем не заменили, и корабль отправился на юг без офицера, ответственного за машинное отделение — на его место назначили мичмана. Это означало разрыв в порядке соподчинённости, что в условиях строгой иерархии военно-морского флота того времени прямиком вело к несчастью.
Когда помпа остановилась, мичман не сообщил об этом немедленно на мостик, что сделал бы офицер. Он испугался наказания и пытался сам её прочистить. К утру кочегарка была залита водой.
Всасывающие трубы ручной помпы тоже оказались забиты. Это было вполне предсказуемо. Ручная помпа — последняя линия обороны — оставалась всё тем же изношенным механизмом, прилагавшимся к старому судну. Дэвис, корабельный плотник, вспоминал: это «доставляло мне бесконечные неприятности. Когда воды стало много, мне приходилось спать буквально мокрым». Раз за разом на пути из Кардиффа в Литтлтон помпа выходила из строя. В сложных погодных условиях отремонтировать её не смогли, поскольку люки колодцев открывать было нельзя. Следовательно, не было доступа и к самому механизму. Это было грозным и очевидным предупреждением.