Покорение Южного полюса. Гонка лидеров
Шрифт:
Ожидал такой реакции Амундсен или нет, но самый сильный эффект его новость произвела в другом и, возможно, в итоге в самом роковом направлении. По своему темпераменту и складу характера Скотт не был готов к кризисным ситуациям: они безнадёжно расшатывали его и так неустойчивую нервную систему. Поэтому, выйдя на «Терра Нова» из Мельбурна и ожидая попутного ветра, он пребывал в состоянии сильного волнения, разрываясь между самодовольством и страхом. Из последних сил он убеждал себя в том, что его планы совершенны, и тут же — подавленный новыми опасениями — пугался непредвиденных поворотов в ходе экспедиции. Телеграмма Амундсена вывела его из равновесия.
Гран понял, что Скотт буквально парализован
Скотт сошёл на берег в Мельбурне, с тем чтобы потратить следующие десять дней на официальные визиты и, играя на имперских настроениях местного истеблишмента, найти недостающие денежные средства. Телеграмму Амундсена можно было использовать как удар в набат, как объявление об угрозе иностранной интервенции.
Ведь одной-единственной новости о японской экспедиции, направлявшейся в море Росса, оказалось достаточно, чтобы убедить австралийское правительство выделить «Терра Нова» 2500 фунтов стерлингов, хотя вначале оно равнодушно отказалось пожертвовать даже пенни. А чего можно было добиться, правильно размахивая норвежской телеграммой перед нужными людьми? Остаётся только гадать…
Почему Скотт не воспользовался таким преимуществом? Черри-Гаррард позднее сделал интересное замечание: «Тогда мы не оценили… с каким серьёзным соперником имели дело».
В любом случае, если Амундсен намеревался привести Скотта в замешательство, сыграв на неопределённости, ему это удалось. «Позвольте известить Вас „Фрам“ идёт Антарктика» — не явный вызов, но таивший в себе завуалированную угрозу. Поэтому, даже отплывая из Сиднея в Новую Зеландию, Скотт, очевидно, всё ещё не был уверен в том, что Амундсен направляется к полюсу.
27 октября, после прибытия в Веллингтон, он дал интервью местной газете. Сообщения о борьбе Амундсена за полюс уже начали просачиваться в прессу. Репортёр сообщил их суть Скотту и предложил дать собственные комментарии. На это, по словам Трюггве Грана,
Скотт ничего не ответил. Но корреспондент не сдавался. Тогда Скотт рассердился и отказался разговаривать с этим человеком, заявив: «Если, в соответствии с [вашими] слухами, Амундсен хочет попробовать попасть на Южный полюс из какого-то места на побережье Западной Антарктики, я могу лишь пожелать ему удачи».
Теперь Скотт знал о вызове, брошенном Амундсеном. Но до тех пор, пока неуклюжий, добросовестный и почтительный репортёр не задал прямой вопрос, он отказывался верить в реальность этого вызова.
Тем временем в Лондоне никто не позаботился о том, чтобы держать Скотта в курсе происходящего. Лишь сэр Клементс Маркхэм, старательно собиравший сведения, которые поступали из Норвегии, 4 ноября наконец убедил Королевское географическое общество направить Скотту телеграмму с (ошибочной) информацией о том, что Амундсен направляется в пролив Мак-Мёрдо. Но Скотт, находившийся в Литтлтоне в ожидании отплытия на юг, остался и в этот раз удивительно инертным. Похоже, он по-прежнему избегал смотреть правде в глаза, больше всего думая о том, как утаить её от своих спутников. И только после того, как один из них показал ему газетную статью о норвежской экспедиции, Скотт вынужден был действовать. Через месяц после получения телеграммы Амундсена, 14 ноября, он наконец внял предложению Грана и отправил телеграмму Нансену, интересуясь пунктом назначения Амундсена.
Ответ пришёл в тот же день и содержал единственное слово: «Неизвестно».
Нансен был не до конца честен. Амундсен сообщил ему в своём письме, что идёт на южный берег Земли Виктории. Но Нансен безоговорочно поддерживал Амундсена и решил, что лучше не давать никаких подсказок о его маршруте — особенно если они могут сыграть на руку британцам.
Моя телеграмма с вопросом о намерениях Амундсена может потребовать некоторых объяснений [писал Скотт Нансену]. Как Вы понимаете, в этой части мира очень трудно получить информацию. Пребывая в неведении… я подумал, что лучше всего связаться с Вами… Я не верю сообщениям о том, что Амундсен направляется в пролив Мак-Мёрдо — зная его характер, я считаю эту версию нелепой. Но его отплытие, окутанное такой секретностью, вызывает у нас чувство дискомфорта — ведь он может замышлять то, что, по его мнению, мы можем осудить.
Прочтя ответ Нансена, Скотт отправил телеграмму Скотту Келти с вопросом о том, в какой порт заходил «Фрам» в последний раз и когда его покинул — и получил ошибочное сообщение, что «Фрам» «ушёл с Мадейры в начале октября». Это лишь добавило неопределённости в атмосферу путаницы и таинственности, окружавшую намерения Амундсена. Основной причиной такого информационного хаоса была небрежная работа команды Скотта — бездействие связанных с ним лиц, за что вряд ли стоило винить Амундсена.
Скотт Келти, в свою очередь, пришёл к заключению, что Амундсен
даже не побеспокоился о том, чтобы информировать о своих намерениях собственных сторонников в Норвегии. Что ж, со временем мы всё узнаем. Ведь слухи распространяются быстро.
Тогда Скотт попытался выбросить мысли об Амундсене из головы. Он отказывался говорить на эту тему. Вероятно, ему казалось, что, если неприятный факт не замечать, он исчезнет сам собой. Упрямое самодовольство просочилось и в тональность хроники всей экспедиции. Если Амундсена и обсуждали, то лишь с точки зрения этичности его поведения. Суровая реальность угрозы, которую он собой представлял, не рассматривалась вообще. Было лишь одно исключение, автором которого стал Оутс:
Что ты думаешь об экспедиции Амундсена [писал он своей матери]? Если он первым окажется на полюсе, мы вернёмся домой с поджатым хвостом, в этом сомнений нет. Должен сказать, что мы слишком расшумелись — все эти фотографии, приветствия, прохождения перед флотом и т. д., и т. д., вся эта шелуха — как глупо из-за всего этого мы будем выглядеть, если потерпим неудачу. Говорят, что Амундсен был неискренен в том, как он всё это проделал. Но лично я не вижу ничего неискреннего в желании держать язык за зубами. Думаю, что эти норвежцы — крепкие орешки, у них 200 собак, и Йохандсен [71] [sic] с ними, а он точно не дитя. Кроме того, они очень хорошие лыжники, а мы можем лишь идти пешком. И если Скотт сделает какую-то глупость, например будет плохо кормить своих пони, его обойдут — как пить дать.
71
Таково написание фамилии Йохансена в оригинале письма. Прим. ред.