Покорение Южного полюса. Гонка лидеров
Шрифт:
В июле Амундсен покинул Буэнос-Айрес и инкогнито направился в Норвегию.
Без каких-либо приключений, неузнанный и незамеченный, я добрался до своего кабинета в Христиании [написал он Дону Педро]. То есть это путешествие тоже увенчалось успехом.
Тем временем на мысе Эванс британская экспедиция ждала наступления следующей весны.
16 марта Черри-Гаррард и Дмитрий вернулись обратно в Хат-Пойнт после своей поездки на «Склад одной тонны» — без Скотта, но с рассказом о буране, холоде и несчастьях. В Хат-Пойнт их ждали Аткинсон с Киохэйном,
Аткинсон чувствовал, что для очистки совести следует ещё раз попытаться спасти партию. Но Черри-Гаррард был истощён психически и физически, Дмитрий тоже вышел из строя. До тех пор пока не замёрзнет море, они были отрезаны открытой водой от своих товарищей на мысе Эванс. Через десять дней Аткинсон с Киохэйном предприняли ещё одну попытку, заранее обречённую на провал.
И снова — что характерно для всей этой несчастной экспедиции — они тащили сани на себе, в то время как собаки остались бездельничать в Хат-Пойнт. Ни Аткинсон, ни Киохэйн собачью упряжку прежде не водили. К тому же Аткинсон считал, что было бы жестоко снова заставлять собак работать после недавней поездки Черри-Гаррарда и Дмитрия.
30 марта, миновав Конер-Кэмп, с трудом продвигаясь в условиях штормового ветра и метели, он решил вернуться, смирившись с тем, что полярной партии больше нет.
В действительности последняя запись в дневнике Скотта была датирована 29 марта.
Выжившим теперь нужно было как-то пережить вторую зиму.
В начале мая на мысе Эванс собралась небольшая тихая компания. Дом был наполовину пуст, там осталось всего тринадцать жителей вместо прежних двадцати семи. Пять пустых коек полярной партии постоянно напоминали о ней.
И всё же они были счастливы — в чём-то, вероятно, даже счастливее, чем год назад. И произошло это благодаря Аткинсону, который теперь командовал ими. Гран писал, что
все его уважают и обожают… Его чудесные качества лидера быстро проявились во время зимовки на мысе Эванс. Он никогда не отдаёт приказы — только выражает желания, а большего и не нужно.
Всю зиму Аткинсон вынашивал трудное решение. На юге, что было совершенно очевидно, в снегах лежали мёртвые участники полярной партии, а на севере, возможно, ещё оставались в живых Кэмпбелл и его спутники. Что было важнее: искать мёртвых или спасать живых? В итоге он решил, что и сентиментальность, и общественное мнение на родине требуют спасения записей полярной партии, и потому его первоочередным долгом является поиск мёртвых.
29 октября поисковая партия отправилась на юг. Она состояла из двенадцати человек, передвигавшихся на собаках, и семи гималайских мулах индийской армии, которых привезли на второй сезон по предложению Оутса. Все приготовились к долгому путешествию — вплоть до Полярного плато.
Они шли старым маршрутом так точно, насколько это было возможно. Двенадцатого ноября, по словам Трюггве Грана, «это случилось! Мы нашли то, что искали! Силы небесные, как тяжелы бывают удары судьбы».
В шесть утра, примерно в десяти милях к югу от «Склада одной тонны», в тот момент, когда они собирались разбить лагерь, справа по курсу вдруг кто-то заметил нечто, похожее на пирамиду. Чарльз Райт, отвечавший в этом походе за навигацию, пошёл проверить, затем остановился и жестом подозвал остальных. Это была занесённая палатка. Вход был закрыт изнутри.
Должен признать, что слёзы навернулись на глаза [написал старшина Томас Уилльямсон]. Знаю, что другие тоже почувствовали именно это. Увиденное стало для всех нас большим шоком, хотя мы уже много месяцев знали, что столкнёмся с подобным. И всё равно все были ошарашены [sic], мы ничего не трогали, просто стояли и глазели, гадая, какие ужасные секреты скрывает от нас эта палатка.
Аткинсон приказал разбить лагерь немного в стороне и откопать палатку. Затем первым вошёл в неё и, прежде чем что-то трогать, настоял, чтобы все остальные друг за другом тоже вошли в неё. Таким решением он хотел предотвратить возможные споры и разногласия о том, чт'o там было обнаружено.
Я довольно долго не решался войти [продолжал Уилльямсон] из страха, что не смогу выдержать эту грустную [sic] сцену, но когда наконец осмелился, то увидел ужасную картину — эти спальные мешки с замёрзшими телами в них. В том, что был посередине, я узнал кап. Скотта… остальные два тела я не видел и не стремился увидеть их; бедные друзья.
Когда всё было кончено, Аткинсон забрал часы и документы. Палатку опустили на тела Скотта, Уилсона и Боуэрса и похоронили их прямо там, как нашли — в спальных мешках. Над ними построили большую пирамиду, на вершине которой установили крест из пары лыж, и Аткинсон прочёл заупокойную службу.
Получилось [по словам Грана] очень торжественно. Одиннадцать мужественных суровых людей стояли с обнажёнными головами и пели — трогательное зрелище. К югу сквозь грозные штормовые облака пробилось солнце, великая пустыня окрасилась в сказочные цвета. Пошёл снег, и когда гимн был закончен, мёртвых накрыло мягкое белое одеяло.
Скотт оставил инструкцию тому, кто найдёт его дневник: непременно прочитать его перед отправкой на родину. Аткинсон забрался в палатку и читал, казалось, час за часом, пока не узнал, что случилось. Затем все собрались вокруг него, и он пересказал им всю историю.
Люди внимательно слушали — и шок от сделанного открытия сменялся другим тяжёлым чувством. Скотт, Уилсон и Боуэрс скончались так близко от товарищей, которые спешили им на помощь! Как выразился Гран в своём дневнике,
я не могу избавиться от мыслей, что мы могли спасти Скотта. Возможно, мы добились бы успеха, если бы Черри знал навигацию. Мои товарищи слишком флегматичны. Иногда бывает неплохо поскандалить. Вероятно, больше всех стоит винить самого Скотта. Он не хотел рисковать жизнями других ради спасения его собственной. Но мне интересно, не думал ли он тогда вот о чём: если Шеклтон смог вернуться без посторонней помощи, то и ему требовалось это сделать, была бы на то воля Божья… Аткинсон слишком спокойный, слишком консервативный доктор. Он способный, но у него мало воображения. О да, это и правда печально.
Черри-Гаррарда это касалось лично и волновало сильнее других. Ведь именно он предпринимал последнюю реальную попытку оказать помощь. К тому же он очень дружил с Уилсоном и Боуэрсом и теперь узнал, что восемь месяцев назад, когда они с Дмитрием на «Складе одной тонны» повернули свои упряжки назад, его друзья боролись за жизнь всего в шестидесяти милях от него.
Если бы только мы проехали ещё полтора дня [писал он], оставив немного продуктов и топлива у одной из пирамид в надежде, что они это найдут… До конца жизни я больше всего буду сожалеть о том, что мы этого не сделали.