Покоритель Африки
Шрифт:
Пало самое крупное государство, претендовавшее на полновесную власть в этом районе Африки, и Алек стал привычным образом обустраивать жизнь на каждом клочке освобожденной от рабства земли. Он приструнил воинственных эмиров и преподал такой жестокий урок предавшему его вождю, что остальные совершенно перепугались. В страну возвращались мир и порядок. Алек рассчитывал, что через пять лет по ней можно будет беспрепятственно путешествовать из конца в конец — как в Англии. Однако внезапно все его достижения пошли прахом. Как часто случается в нецивилизованных странах, у арабов появился новый вождь. Никто не знал, откуда тот взялся, — поговаривали, что он был погонщиком верблюдов. Из-за плохо
За год Мохаммед подчинил неспокойные земли у границы с Абиссинией и, одержимый страстью к завоеваниям и фанатичной ненавистью к христианам, двинулся с огромным войском на юг. Испуг охватил туземные племена, чьей надеждой на спасение был лишь Маккензи. Алек объяснял угодившим в сферу его влияния арабам, что для них (как и для него) единственный шанс на спасение — выступить против Хромого, однако воинственный клич Пророка оказался сильнее голоса разума, и все, как один, обернулись против англичанина. Лишь местные племена хранили ему отчаянную верность — их-то Алек и повел в бой. Исход яростной битвы остался неясен: обе стороны понесли большие потери, сам Алек был серьезно ранен.
К счастью, близился сезон дождей, и Мохаммед Хромой, проникшись определенным уважением к белому, который хотя бы на время сумел остановить его натиск, отошел на север, где его власть была прочной. Алек понимал, что тот вернется при первой возможности, и видел, что у него не хватит сил противостоять столь хитроумному врагу. Оставалось возвращаться на побережье, а оттуда в Англию, в надежде все же убедить правительство снарядить войско. В случае отказа он вернется сам — с пулеметами «максим» и обученными людьми. Алек понимал, что его отъезд напоминает бегство, но поделать с этим ничего не мог. Отправляться было необходимо. Раненный, он отправился в путь на носилках и, подгоняя отряд неукротимой силой духа, форсированным маршем вышел к побережью.
Срок его недолгого пребывания в Англии подходил к концу — меньше чем через месяц Алеку предстояло очередное путешествие в Африку. Он собирался завершить начатое. Если ему удастся избежать смерти, то наступит конец жестокому ремеслу, обратившему райские земли в пустыню.
Возле собора Алек замолчал, и они на секунду замерли, разглядывая огромное здание. Аккуратные газоны добавляли постройке безмятежного величия. Они вошли внутрь, где царило торжественное спокойствие. Внутренний простор производил сильное впечатление: он ободрял, наполнял душу презрением ко всему суетному и низкому. Безыскусная простота парящих готических колонн придавала мыслям благородную направленность. И пусть здесь уже триста лет справлялся более сдержанный ритуал, в соборе сохранилась атмосфера древней, роскошной веры. Среди колонн витал легкий аромат фимиама — грустный и одновременно сладкий; призрачные фигуры служителей в расшитых золотом ризах длинной процессией шествовали через пустые приделы.
Люси была рада, что пришла. Тихое величие собора оказалось созвучно мыслям, обуревавшим ее по пути из Блэкстейбла. Девушка с воодушевлением ощутила, сколь ничтожны ее собственные беды. Она поняла, что ее собеседник творит историю, поразилась полноте его жизни и размаху его предприятий. Каждое слово Алека слепило ей глаза жгучим африканским солнцем, вселяло трепет перед девственными лесами и нескончаемыми болотами. Люси восхищалась ясностью его взглядов, смелостью обязательств и широтой планов. Она обернулась к Алеку — тот стоял
Каким-то образом они разминулись с Диком и миссис Кроули — и совершенно об этом не жалели. На обратном пути они сначала беседовали о пустяках. Алек понемногу разговорился, чему и сам был рад. Люси чувствовала себя польщенной, инстинктивно понимая, что с остальными ее спутник беседует совершенно иначе.
Впрочем, они решили не возвращаться к серьезным темам, которые обсуждали по пути в Теркенбери, а вместо этого стали перебирать общих знакомых. Алек, человек прямой и пылкий, терпеть не мог дураков и изрядно повеселил Люси, едко высмеивая всех, кого презирал.
Свои беседы с государственными мужами он пересказывал в комическом духе, причем, рассказывая что-то забавное, начинал вдруг уморительно растягивать слова на шотландский манер.
Наконец зашла речь о литературе. Из-за жестких походных ограничений Алек вынужден был брать с собой лишь те книги, которые можно перечитывать бесконечно.
— Я как узник: знаю Шекспира наизусть, а Босвеллову «Жизнь Джонсона» читал столько раз, что назови оттуда любую строчку — и я без труда вспомню следующую.
Однако сильнее всего Люси поразило, что Алек обожал древнегреческих классиков. В ее представлении все признавали величие этих авторов, однако читали их лишь профессора со школьными учителями — как вдруг нашелся человек, серьезно ценящий античную литературу. Их труды воодушевляли Алека, укрепляли его решимость и учили смотреть на жизнь в героическом свете. Музыка с изобразительным искусством его не волновали — все эстетические устремления Маккензи сводились к древнегреческим историкам и поэтам. Особенно вдохновлял его Фукидид, и путешественник временами ощущал в себе частицу того огня, что горел в душе великого афинянина. Когда Алек говорил о Фукидиде, кровь его быстрее бежала по жилам и приливала к щекам. Он считал, что человек, погрузившийся в мир этой литературы, не способен на низменный поступок. Все, в чем Алек нуждался, он находил выраженным с почти божественной мощью в двух томиках Софокла. Он ликовал при одном лишь виде греческих букв: в них было все — сила, простота и величие жизни.
Забыв, что Люси не знает древнегреческого и не может разделить его восторгов, Алек вдруг принялся читать наизусть из «Антигоны». С его губ лились звонкие строки хора; Люси же, не понимая ни слова, но смутно ощущая красоту стиха, отметила, что никогда прежде голос Алека не звучал так пленительно. Теперь в нем слышалась странная, чарующая мягкость. Она и подумать не могла, что Маккензи способен говорить с такой нежностью.
Наконец они вернулись в Корт-Лейс и зашагали по аллее к дому. Увидев, что Дик спешит навстречу, они помахали ему. Тот не ответил — лицо его было белым как полотно.
— Слава Богу! Я перепугался, что с вами что-то случилось.
— В чем дело?
Оставив свой вечно беззаботный тон, адвокат обратился к Люси:
— Приехал Бобби Боулджер и хочет с тобой поговорить. Прошу, идем скорее.
Люси окинула его быстрым взглядом и, немея от страха, последовала за Диком в гостиную.
Глава V
Миссис Кроули и Роберт Боулджер стояли у камина в необычайном возбуждении. Оба молчали, но Люси догадалась, что разговор шел о ней. Миссис Кроули порывисто обняла и поцеловала девушку. Сначала Люси подумала, что что-то случилось с братом. Благодаря щедрости леди Келси Джордж получил возможность охотиться, и в ее голове молнией мелькнула мысль о несчастном случае.