Покрывало Майи, или Сказки для Невротиков
Шрифт:
Представления о психике. У каждого человека есть какие-то представления о том, что находится у него и у других людей в подсознании и есть любимые психологические теории (или если бы этот человек узнал о различных психологических теориях, то можно предположить, какие бы ему понравились). Мистику-харизматику, при том, что идею подсознания он безусловно примет, вряд ли понравятся аморфные фрейдовские теории, в которых высшие энергии суть сублимации биологических, в особенности сексуального инстинкта. Гораздо ближе ему покажется идея Юнга об определенном архетипе, который имеется глубоко в подсознании человека и ведет его по жизни. Он, может быть, даже сделает некоторые замечания о собственном архетипе, который проявляется у него в сновидениях, акцентах и склонностях собственной жизни, но долго распространяться на эту тему он не станет, потому что этот архетип является для него чем-то безусловно сакральным, и он будет говорить о нем каждому человеку
Обсуждая тему личности, мистик-харизматик никогда не скажет, следуя Марксу, что личность есть совокупность общественных отношений — для него личность — это в первую очередь глубинное «я», которое проявляется во всех внешних образах «я» и которое несравненно глубже и богаче их всех и конкретного поведения человека. Следуя Николаю Бердяеву, мистик-харизматик может сказать, что вся человеческая история — это не более чем мгновение истории его собственного «я». Это не значит, однако, что он стремится прозревать ту же глубину в окружающих — их он нередко воспринимает как откровенно служебные и подлежащие манипуляции фигуры, мало задумываясь на тему о том, что они являются не худшими микрокосмами, чем он сам; а может быть, он даже так и не думает.
Обучение мистика-харизматика может идти как легко, так и чрезвычайно тяжело, однако это зависит не столько от его талантов, сколько от внутренней для него важности постигаемой им темы. Труднее всего ему дается изучение частных вещей и предметов, которые не являются целостными сами по себе и не являются ясными ему элементами той внутренней целостности, которая свойственна ему от природы. Например, учить иностранный язык, и довольно успешно, он может, собираясь ехать в чужую страну, да и то при условии, что он знает, что переводчика у него там не будет. Особенно легко он учит иностранный язык погружением в языковую среду, когда обучение является побочным результатом его пребывания в стране. (У него вообще легко проходит адаптация в среде, в которую он погружен полностью.) В отсутствие погружения он постарается приспособить изучаемый объект к себе, и обучение пойдет сильно искаженным образом. Так, рассказывают, как преуспевающий одесский еврей отдал своего сына русскому учителю для обучения правильному русскому языку. Через месяц, зайдя к учителю и осведомившись об успехах своего сына, папа услышал в ответ: «И что ви хотите от такой пгекгасный майчик?»
Если вы хотите помочь этому человеку учиться, вам обязательно нужно встроить предмет обучения в его внутреннюю ценностную картину как один из важных для него аспектов, и, кроме того, нужно постараться сделать его обучение многогранным, так, чтобы он сам мог выбрать акцентуацию этих граней удобным для себя образом. Самое тяжелое для него занятие — это унылое зазубривание несвязного материала; если это необходимо, нужно помочь ему выстроить ассоциативные цепи, которые свяжут этот материал, причем в качестве ассоциаций должны выступать близкие ему и интересные для него объекты. Так капитан Врунгель учил своего матроса Фукса, который прежде был карточным шулером, работать на яхте. Врунгель привязал ко всем снастям яхты игральные карты и командовал так: «К повороту подготовиться! Развязать тройку пик! Подтянуть валета червей! Смотать десятку треф!» — и маневр прошел у Фукса как по маслу.
Если говорить серьезно, то для мистика-харизматика важно уловить общий дух изучаемой концепции или техники: как только он его уловит, обучение пойдет у него гораздо легче. Если же говорить ему, что дух — это то, что приходит после многих лет обучения, то оно будет для него сущей мукой. Наоборот, если он каким-то образом уловит в симфонии ключевую ноту и главную мелодию, то она выучится у него на удивление легко и быстро — если, конечно эта главная нота и мелодия лягут ему на душу и будут ею восприняты; если же этого не произойдет, то любые его усилия по выучиванию музыкального произведения окажутся напрасными или малоэффективными.
Уровни проработки
На варварском уровне мистик-харизматик воспринимается окружающими как носитель идеи тотального эгоизма. Этот человек понимает синтез как строительство собственного эго при полном игнорировании всего того, что его не интересует — это эгоцентризм в истинном смысле слова, характерный для духовных прозелитов, которые только что уверовали в сверхценность данной религиозной идеи (или идеи, которая приравнивается ими к религиозной), причем сверхценность не только для себя лично, но и для всего человечества, и, размахивая ею как флагом, начинают бесконтрольно удовлетворять собственные личные желания, прежде вытесненные в подсознание. Энергетически на этом уровне происходит стягивание пространства вокруг человека — насколько ему удается дотянуться — и подчинение его своим личным интересам. Манипулирование окружающими при этом происходит в достаточно примитивной манере, например, человек настаивает на том, что все, что он говорит — истинно, а все, что не согласуется с его мнением — ложно; то, что ему нравится — от Бога,
На варварском уровне синтетический взгляд чаще всего проявляется в самолюбовании человека: он может бесконечно вертеться перед зеркалом, восхищаться собой в целом и любыми своими проявлениями, делая из себя ценность совершенно религиозного порядка: здесь идея единого Бога и высшей объединяющей силы Вселенной профанируется до эго в его социальном понимании. Такой человек с удовольствием произносит свои имя или фамилию, придавая им интонационно особое звучание, в котором словно собраны воедино все прошлые, настоящие и будущие достоинства и достижения этого человека. Большой любовью у него пользуется местоимение «я»: «Уж если я сказал, то…» — и подобные его фразы имеют непостижимое, почти магическое действие на окружающих — на какое-то время они верят, и слушаются, и служат ему… пока однажды их глаза не открываются и они не восклицают в ужасе: «Боже, и с кем же мы имели дело! Ведь это в сущности матерый эгоист и ничего более».
На любительском уровне мистик-харизматик уже отделяет свою харизму и ведущую идею от своего эго, и этим он отличается от мистика-харизматика варварского уровня. Другими словами, этот человек чувствует объединяющую силу, определенным образом влияющую на людей и собирающую их вокруг него, и пытается научиться с этой силой взаимодействовать. Он еще не ощущает себя в этом профессионалом и как бы играет с ней. Харизматик-любитель отчетливо чувствует мягкое облачко своей харизмы, и ему в нем уютно, и он видит, как в нем становится уютно людям, которых оно окружает, и как они после этого становятся ему послушными — но в то же время он ощущает границы своей власти над другими людьми и не стремится ее форсировать. Он чувствует себя в роли добровольного помощника той энергетической идеи, которая работает через него: если ей это нужно, она оставит данного человека при нем, а если не нужно, то она его отпустит, и тогда о нем можно больше не думать.
Харизматик-любитель уже не стремится полностью потратить всю свою энергию и объединяющую силу на себя, но еще не может ей полноценно поделиться; он как бы говорит: «Посмотрите, как мне хорошо! А если вы окажетесь рядом со мной, то вам тоже будет хорошо», — но научить людей самостоятельно приобретать подобную харизму или делиться с ними своей, когда они от него уходят, он еще пока что не умеет и не ставит это своей целью. Он умеет быть цельным наедине с самим собой и находясь в обществе единомышленников, но, в отличие от харизматика-варвара, он умеет не насиловать окружающее пространство своей цельностью; в какой-то степени он умеет приспосабливаться к нему, выделяя в нем интересующие его аспекты и поворачиваясь к нему соответствующими своими гранями; вместе с тем, он всегда чувствует, что эти грани не суть еще истинное его содержание: оно — глубже, но насколько глубже, он еще плохо понимает. Он еще не умеет распорядиться им достаточно творческим образом, то есть заставить или уговорить имеющуюся у него глубину и цельность работать по его сознательному заказу. Кроме того, он плохо понимает их природу и не склонен разговаривать на эту тему; он чувствует, что уточнение в данном случае — чересчур рискованный маневр, и его благодать может этого не одобрить, и даже отчасти увянуть.
Если говорить о религии, то харизматик-любитель представлен священнослужителем, у которого есть твердая вера и которому в этой вере хорошо, но передать ее другим непосредственно он не может, и должен пользоваться с этой целью специальными обрядами и ритуалами, которые позволяют центрировать его паству надлежащим образом — так, чтобы она ощутила благодать и исцеляющую духовную силу его религиозности. Сама по себе, однако, его вера ощутима лишь для его близких и прямых духовных учеников.
В мирской жизни харизматик-любитель может быть, например, небольшим начальником, который очень любит свою работу и полностью подчиняет ей интересы своей жизни, и его влюбленность в свое дело ощущают его непосредственные подчиненные, которые разделяют его энтузиазм. Другой вариант харизматика-любителя — это талантливый учитель, чья жизнь есть служение его любимому предмету и ученики хорошо это чувствуют и вслед за ним проникаются любовью к ботанике или географии, ощущая, что для него эти дисциплины не просто области знания, а основное содержание и фокус всей его жизни.