Покушение на убийство
Шрифт:
– В наши дни на то, чтобы выглядеть порядочным, нужен целый час, а?
Дэниел посмотрел на часы, старательно разыгрывая раздражение, но актер из него был никудышный.
Возможно, Дэниел и шутил, но слово подобрал очень верно. Все в Майкле кричало о порядочности. Его безупречный черный костюм в тонкую полоску и накрахмаленная белая рубашка выгодно дополняли его высокий рост и атлетическое телосложение. Он был живым воплощением киношного адвоката, что было весьма иронично. Не только потому, что мало кто из барристеров был похож на лощеных актеров, игравших их, но потому, что мало кто из них происходил из столь неблагополучной среды, как этот мальчик из плохого района Белфаста.
– Если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что ты не хочешь разговаривать с Нэйтаном, – продолжил Дэниел. – Он, кстати, сказал «спасибо».
– Еще бы не сказал! – рассмеялся Майкл. – Пойдем-ка отсюда.
Первый этаж суда был выше уровня улицы – странность, вызванная тем, что здание разрослось за столетие. Поэтому перед тем, как выйти из здания, Майклу и Дэниелу нужно было в последний раз спуститься по ступенькам.
Наверху лестницы, застряв в стене намного выше человеческого роста, торчал осколок, как мрачное напоминание о бомбе ИРА [10] , взорвавшейся на этой улице в 1973 году. Дэниел наблюдал за Майклом, как всегда обратившим внимание на осколок. Майкл вырос в религиозно-фанатичном районе Ольстера [11] , где теракты были печально-обыденным делом. Он уже давно распрощался с тем прошлым, но никогда, Дэниел знал, не забывал о нем. Теперь каждый раз, ступая на эту лестницу, Майкл устремлял взгляд на этот осколок. И каждый раз вспоминал о том, чего добился и что оставил позади. Такое напоминание, казалось, всегда вызывало смешанные чувства.
10
Ирландская республиканская армия, которая боролась за полную независимость Северной Ирландии от Соединенного Королевства.
11
Провинция Ирландии. В XIX веке была самой процветающей провинцией страны. В XX веке именно в Ольстере происходили столкновения ИРА и проанглийской политической партии юнионистов.
Выходя из здания, они не сказали ни слова. Миновали вездесущих папарацци, свернули налево и немного прошли до Ладгейт-Хилл.
Это было одно из самых знаковых мест Лондона. Пройдя Олд-Бейли, дорогу, которая дала название суду, они вышли к собору Святого Павла, главной достопримечательности старого Лондона. Справа находились площадь Ладгейт и Флит-стрит – родина британской печатной прессы. Журналисты переехали несколько десятилетий назад. Адвокаты, которые обосновались здесь даже раньше, остались.
Воротник рубашки Дэниела был расстегнут. Майкл в зале суда, следуя традиции, носил особую рубашку, сейчас же он был вовсе без воротника. Оба несли свои пиджаки, перекинув их через плечо. Было облегчением снять официальное облачение. Особенно, думал Дэниел, для Майкла. Одеяние восемнадцатого века, которое до сих пор носили адвокаты, занимающиеся уголовными преступлениями, делало свое дело, выделяло их, ставило свидетелей в невыгодное положение. Но все это не делало одежду удобнее, особенно в залах суда, построенных до изобретения кондиционеров. Несомненно, возможность наслаждаться редким октябрьским солнцем в легкой одежде давала долгожданную передышку.
Они шли по Ладгейт-Хилл на запад. Оба молчали, как могут молчать лишь очень близкие друзья. Они долго пробирались через толпу. На этих тротуарах всегда было людно, оживленно. Как любому, знакомому с толчеей города, Майклу и Дэниелу было не в диковинку пробираться сквозь толпу.
– Твой последний вопрос был просто класс.
Лицо Дэниела расплылось в улыбке, когда он наконец заговорил. Они были уже на середине Флит-стрит.
– Что там за древнее правило, по которому можно задавать только один вопрос зараз, Майк? Бог знает, как Кеннеди позволил тебе такое.
– Не понимаю, чему ты удивляешься. – Майкл улыбался так же широко. – Бывало, я задавал вопросы и хуже и не попадал в неприятности.
– Вранье! Я бы об этом слышал. Особенно с твоим-то длинным языком! Сегодня вечером ты будешь звонить всем своим знакомым, чтобы похвастаться!
– Ты единственный, кто все еще позволяет мне хвастаться, Дэнни. Остальные просто вешают трубку!
– Значит, ты звонишь не тем людям. Я уверен, мой отец захочет услышать об этом все.
Дэниел не собирался затыкать Майкла, но каким-то образом ему это удалось.
Отцом Дэниела был Хью Лоренс, королевский адвокат, один из самых именитых барристеров. Хью был разочарован, что его сын стал простым солиситором, а не пошел по отцовским стопам. И Майкл стал для старика утешением. Хью Лоренс направил внимание, предназначавшееся сыну, на карьеру друга своего сына. Дэниел смирился с этим. Однако они никогда об этом не говорили.
Несмотря на свое происхождение, Дэниел всегда чувствовал себя непригодным для карьеры в адвокатуре. Это сомнение оставалось невысказанным, пока один молодой человек, обладавший всеми недостающими Дэниелу качествами, его не подтвердил. Это был Майкл Дэвлин.
Они познакомились студентами. Им повезло оказаться в одной группе, но происходили они из полярно противоположных семей. Дэниел всегда был обеспеченным: привилегированный богатый парнишка с наилучшим образованием, которое можно купить за деньги. Майкл был совсем из другого теста. Он изо всех сил боролся со своим воспитанием и обеспечил себе лучшую жизнь вдали от семьи, о которой никогда не говорил.
С самого начала они были равны: выдающиеся студенты в классе по праву, соревнующиеся только друг с другом и выбравшие два абсолютно разных подхода.
Важно, что Майкл мог делать то, чего Дэниел не умел. Он мог красноречиво выступать в защиту чего угодно. Чувства Майкла никогда не влияли на его способность быть адвокатом. Он мог блестяще выигрывать дело за делом, вне зависимости от моральной стороны вопроса. Дэниел не мог похвастаться подобным умением. Он мог сражаться за идею не хуже других, но только если верил в нее.
Что являлось проблемой. Барристер обязан браться за любое предложенное дело, невзирая на личные чувства. Это было древнее правило, согласно которому человек с самыми ужасными обвинениями имел право на защиту. И это правило срабатывало с Майклом, потому что он умел оспаривать любое дело. Дэниелу же недоставало этого таланта, и он об этом знал.
Это и привело к тому выбору, который расстроил отца Дэниела. Способности Дэниела зависели от его принципиальности, а значит, он был больше пригоден для работы солиситором. Это давало ему необходимую свободу отстаивать благие дела и отказываться от дел, оскорблявших его чувство справедливости.
Такую жизнь Дэниел выбрал пятнадцать лет назад – и ни разу не пожалел об этом решении.
– Какие планы на ланч? – спросил Майкл, прерывая воцарившуюся паузу.
– Жирный сэндвич и быстрый автомобиль. Сегодня у Гарри в школе соревнования по бегу, и я пообещал, что приеду, если его дядя Майк вовремя нас освободит. Хочешь с нами, дядя Майк?