Покушение
Шрифт:
Предлагаемая читателю книга представит определенный интерес и потому, что она позволяет понять истоки и сущность того явления, которое мы называем страшным словом «фашизм». На Западе массовыми тиражами издается литература, обеляющая национал-социалистов, фашистский режим и самого Гитлера. Бесноватому фюреру посвящаются десятки пухлых научных исследований, исторических романов и хроник. Публикуя свои мемуары и дневники, бывшие нацисты в который раз пытаются найти в немецком фашизме «особое самовыражение немецкого духа», «стремление к исторической справедливости», «реализацию
Вместе с тем внимательный читатель непременно заметит, что автор идеализирует заговорщиков, превращает их в романтических борцов с тиранией, поборников демократии и прогресса. Согласно концепции писателя судьба уготовила им ореол мучеников, павших в справедливой борьбе. Кирст изображает участников путча как неких бесстрашных героев немецкого Сопротивления, «лучших выразителей немецкого духа». И вообще, день 20 июля 1944 года подается в книге как не имеющий аналогий в германской истории. Выше мы сказали уже, что это не так.
Путч явился не чем иным, как специфической формой кризиса фашистского режима. Нацисты, именно нацисты сделали попытку восстать против своего главаря, и двигали ими не высокие стремления, а страх перед будущим, желание сохранить сильную империалистическую Германию и выжить самим вопреки надвигающейся катастрофе. Путч генералов не ускорил крушение гитлеровского рейха, как утверждают некоторые буржуазные историки. Ночь фашистского кошмара была развеяна мощью Советской Армии, и заговорщики здесь ни при чем. Но об этом в романе говорится очень приглушенно.
Главный герой повествования граф фон Бракведе, прообразом которого послужил Фриц Шуленбург, в своем последнем слове перед гестаповским «народным трибуналом» заявил: «Мы должны пожертвовать собою. Позднее нас поймут». По прошествии нескольких десятилетий со дня описываемых событий мы имеем возможность и понять, и объективно оценить действия капитана фон Бракведе и его друзей. Отдавая должное их личному мужеству, мы ясно видим, что их замыслы были заранее обречены, ибо путь, который они избрали, по указанным выше причинам не мог стать выходом из надвигающейся катастрофы. Только благодаря героическим усилиям Советской Армии менее чем через год после событий 20 июля 1944 года «тысячелетний рейх» Гитлера был сокрушен.
Генерал-лейтенант доктор философских наук, профессор Дм. ВОЛКОГОНОВ
Часть первая
НЕЗАДОЛГО ДО ДНЯ «ИКС»
Я ничего не предпринимаю, но не буду препятствовать, если это сделает кто-либо другой.
ТОТ, КТО РЕШИЛ УБИТЬ ФЮРЕРА
Я сделаю это сам, — промолвил полковник, и слова его означали: «Я убью верховного главнокомандующего».
Полковника звали графом Клаусом фон Штауффенбергом. Он был начальником штаба армии резерва. Его служебный кабинет находился на Бендлерштрассе.
Собеседник полковника, капитан, отреагировал незамедлительно:
— Хотел бы я увидеть, как это произойдет. — Не считая необходимым добавлять что-либо к сказанному, он сел и стал ждать ответной реплики полковника.
Тот в свою очередь удивленно посмотрел на собеседника:
— Я жду твоих контраргументов, Фриц!
— Разве мои слова могут заставить тебя отказаться от задуманного?
— Нет, конечно, нет, — торопливо откликнулся Штауффенберг. Его голос звучал властно и твердо, и все же в нем, в этом голосе, проскальзывали мягкие нотки, свидетельствующие о симпатии к собеседнику. — Но меня интересует твое мнение. Ты же наверняка знаешь все аргументы, которые наши друзья смогут выдвинуть против моего решения.
Капитан, граф Фриц Вильгельм фон Бракведе, поднял волевое лицо с ястребиным носом и подмигнул полковнику:
— Моя точка зрения на сей счет тебе известна: давно пора убрать его. — Капитан имел в виду Адольфа Гитлера, фюрера, рейхсканцлера и верховного главнокомандующего вермахта. — Но если тебя интересуют мои возражения, — продолжил он, — то вот первое: он подохнет сам, нужно только немного подождать.
Клаус фон Штауффенберг отрицательно покачал головой:
— Каждый день уносит все большее число человеческих жизней. Потери Германии стремительно растут, а круг наших друзей непрерывно сужается.
— Мы пережили уже пять дет войны, и самое большее месяцев через девять этому палачу все равно придет конец. Он сдохнет так или иначе.
— А сколько людей погибнет до тех пор? — Штауффенберг наклонился к собеседнику: — В два раза больше. Печи крематориев в концлагерях дымят день и ночь. Да и Германия может оказаться разрушенной до основания…
— Ты убежден в том, что миру нужно доказать: существует и иная Германия, а не только этот трест убийц.
— Да, мир должен знать об этом, поэтому мы и решились выступить. — Полковник держался естественно, без малейшей рисовки, говорил тихо, но убежденно. Вдруг он рассмеялся: — Извини, пожалуйста, но мы попусту тратим время. Разумеется, у тебя есть другие, более веские аргументы против моего плана. Так не стесняйся, приведи их.
— Ладно, Клаус, — согласился капитан, подняв ястребиный нос. — Протяни правую руку.
— У меня нет правой руки, — ответил спокойно полковник. — Кроме того, у меня только один глаз, а на левой руке осталось лишь три пальца. Калека — вот кто я. И ты, конечно, думаешь, что я не способен совершить акцию?
— Если кто-нибудь сможет это сделать, то только ты, — не раздумывая сказал граф фон Бракведе. — Я попытаюсь прикрыть твой тыл. Это будет не очень просто: ведь нам придется иметь дело не только с гиеной в образе фюрера, но и с нашими многочисленными друзьями, столь не похожими друг на друга.