Покушение
Шрифт:
Портфель все еще стоял у кровати, на которой лежали Элизабет и Константин. Полыхающее жарой солнце нового дня начинало проникать даже сквозь занавески.
— Я люблю тебя, — шептал Константин, целуя девушку в шею, и повторял снова: — Я люблю тебя…
— Да… — отзывалась Элизабет — в последние часы она говорила только это одно-единственное слово.
Оштукатуренный потолок высокой комнаты, отделанный бледно-серым орнаментом из роз, казалось, начал опускаться на них, наподобие крышки гроба, и они прижались друг к другу
Константину представлялось, что он падает в глубокую пропасть. Но вот он остановился, подхваченный ее руками, а все его тело начало лихорадить. Тяжело дыша, он спросил:
— А ты меня тоже любишь?
— Да, — сказала она снова торопливо и тихо и, обнимая его, добавила: — Помни всегда о том, что я тебя люблю, никогда об этом не забывай.
Она спрятала свое лицо в его руках. Яркое утреннее солнце припекало все сильнее. Однако ей не хотелось открывать глаза, она лишь дрожала от счастья и страха.
Дом номер 13 по Шиффердамм, казалось, плыл в неизвестность на гребне из пены, которая ни в коей мере не могла служить опорой. Окружающее перестало для них существовать, остались только они одни. И Элизабет вскрикнула, замирая.
А портфель из светло-коричневой кожи в ярких солнечных лучах светился, как сигнал предупреждения.
В 10.15 самолет связи «хейнкель» после трехчасового полета приземлился в районе Растенбурга в Восточной Пруссии. Первым из него вышел полковник Штауффенберг, генерал-майор Штиф и обер-лейтенант Хефтен — вслед за ним. Их фигуры отбрасывали длинные тени на изъезженную и исхоженную землю.
Пилот вытер пот со лба и с достоинством кивнул фон Хефтену, когда тот предупредил:
— В полдень будьте, пожалуйста, готовы к обратному полету в Берлин. После нашего появления вы должны будете взлететь через несколько минут.
Пилот был прежде всего солдат. Он получал приказы и выполнял их, как все другие солдаты. Как раз на это и рассчитывали люди с Бендлерштрассе. На этом же убеждении был основан и весь план «Валькирия». Приказы отдавались, и они должны были выполняться. Таково было положение дел в Германии.
Полковник фон Штауффенберг пытливо осмотрелся вокруг. Все шло по плану. Они приземлились с точностью до минуты. Машина показала себя в воздухе с лучшей стороны.
Малолитражный автомобиль повышенной проходимости подъехал к ним на небольшой скорости. Его выслал за Ними комендант аэродрома при ставке фюрера. Штиф и Штауффенберг сразу сели в машину, не проронив ни слова, а обер-лейтенант фон Хефтен немного поболтал с водителем. Затем и он занял свое место, с большой осторожностью придерживая оба портфеля.
— Должен ли я ехать на повышенной скорости? — предупредительно спросил водитель.
Штауффенберг ответил отрицательно — на поездку требовалось от двадцати пяти до тридцати минут, как предусмотрено планом.
Они проезжали лесом, где ветви корабельных сосен переплетались наподобие рук молящихся. Затем их снова окружило какое-то светлое и зеленое мерцание, по большей части березы с серебристо-белыми стволами.
Клаус фон Штауффенберг глубоко вдыхал запахи, исходящие от разогретой земли, от пушистого мха и капелек смолы, которые напомнили ему леса его детства, прогулки с Бертольдом, уединенные часы, когда строки стихов звучали словно перезвон колокольчиков.
Спутники смотрели на него улыбаясь. В то же время обер-лейтенант фон Хефтен осторожно ощупывал портфели, а генерал Штиф глядел не отрываясь темными задумчивыми глазами на разбитое полотно дороги. Воспоминания о бесконечной цепи неудач действовали на него угнетающе. А что их ждет сейчас? Неапробированный взрывной заряд, вызывавший сомнения запал, не поддающиеся контролю поступки Гитлера! Да и практический опыт применения бомб был весьма любопытен. Оказывается, легкая колышущаяся портьера при определенных условиях может обеспечить безопасность стоящих за ней людей не хуже бетонной стены. При мощном взрыве значительная часть постройки рушилась, однако находившиеся в непосредственной близости от эпицентра взрыва гипсовые фигуры оставались абсолютно невредимыми.
Неожиданно улыбнувшись, Штауффенберг наклонился вперед и сказал Штифу:
— Знаете, что весьма примечательно? У меня уже выработалась привычка разрабатывать планы с величайшей тщательностью, точно так же я поступил и на этот раз. И вот я пришел к заключению, что нельзя предусмотреть абсолютно все — даже для одного какого-либо человека, тем более — для народа, не говоря уже о том, что мы называем судьбой.
— И ей-то, по вашему мнению, мы себя и вверяем?
— Не только! Мы просто-напросто являемся ее составной частью. И нам, по моему мнению, остается лишь одно — быть готовыми ко всему. А это главное.
В 10.45 они подъехали к ставке фюрера.
Примерно в это же время ефрейтор Леман появился на Бендлерштрассе. На нем была голубая блуза монтера — в конце концов, в его документах значилось, что он работает крановщиком в Западном порту, а сегодня числится больным.
— Что нужно отремонтировать? — спросил он, входя в роль.
Капитан фон Бракведе сразу затащил его в свой кабинет.
— Сначала вы немного отдохнете. Пока все не закрутится, пройдет несколько часов. А кроме того, вы выглядите немного усталым, дружище.
— Внешность обманчива, — заверил его Гном. — Оно, конечно, не хватает продовольственного обеспечения генерального штаба, да и спецпайка Герберта, ну а в общем я бодр и чувствую себя как рыба в воде. Последнюю же ночь я провел вместе с двумя студентками. Как видите, одно событие следует за другим.
Они еще некоторое время поболтали о том о сем. Леман потребовал коньяку, а фон Бракведе хотел знать все подробности.
— Представьте себе, — сказал ефрейтор совершенно серьезно, — пока мы тут занимаемся планированием, незнакомые нам единомышленники рискуют каждую ночь собственной головой. Пока мы тут исписываем целые кипы бумаги, они там пишут лозунги на стенах и спасают людей от смерти…