Покушение
Шрифт:
Штауффенберг держался вполне корректно, и голос его звучал ровно, однако пальцы левой руки все крепче стискивали ручку портфеля.
— Если на самом деле предусматривается передача этих войсковых соединений в распоряжение командования СС, то мне хотелось бы знать об этом заранее, чтобы избежать дополнительных сложностей.
И снова Кейтель улыбнулся как можно любезнее:
— Не ломайте над этим голову. Доверьтесь всецело фюреру. Думайте только о том, что сейчас необходимо мобилизовать последние силы. Где и каким образом они будут потом использованы — подскажет обстановка.
Барак Кейтеля находился всего в нескольких сотнях метров от бункера Гитлера, и тем не менее дойти до него было непросто: хитроумные системы охранения, безопасности, скрытности, маскировки, двойного и тройного контроля превратили «Волчье логово» в мощную крепость, ощетинившуюся со всех сторон оружием.
После первых, так называемых входных ворот шел участок заминированной и укрепленной местности — не менее трех километров в диаметре. Там находились парные посты, постоянно совершалось патрулирование и располагались высокомобильные подразделения. Только через вторые ворота можно было попасть в собственно рабочие и управленческие помещения ставки фюрера. Здесь же располагались различные отделы, изолированные друг от друга подразделениями и постами охраны, ядро которой составлял так называемый офицерский караул.
— Докладывайте фюреру только самое существенное, — порекомендовал Кейтель настойчиво. — Как раз сегодня у нас очень мало времени, поэтому пришлось внести некоторые изменения в распорядок дня.
Полковник Штауффенберг ничем не выдал своего беспокойства, хотя был чрезвычайно встревожен, ибо подобные изменения могли привести к срыву плана заговорщиков.
— И значительные изменения, господин генерал-фельдмаршал? — поинтересовался Клаус и посмотрел в открытое, квадратной формы, окно.
Между высокими стволами деревьев он увидел бетонные глыбы кубической формы, выкрашенные маскировочной серо-зеленой краской, проволочный забор высотой два с половиной метра, по которому был пропущен электрический ток, механически вышагивавшего взад-вперед постового и деловито сновавших офицеров с кожаными папками или записными книжками.
— Обсуждение положения на фронтах состоится у фюрера на этот раз не в тринадцать часов, как обычно, — говорил Кейтель, — а ввиду приезда дуче гораздо раньше. Расширенное совещание штабных офицеров назначено на двенадцать тридцать. Ориентируйтесь на это время.
— Буду готов, — ответил Штауффенберг.
На часах было 12.00.
— Какой чудесный день! — воскликнул Константин.
Он стоял у окна, отодвинув немного в сторону штору. Его взору предстали закопченные развалины домов, складские сараи, угольные отвалы и погрузочно-разгрузочные сооружения Западного порта. Здесь господствовали грязно-серые тона, и все же лучам солнца удавалось наложить на все это своеобразный золотистый глянец.
— Пожалуйста, не открывай штору, — попросила Элизабет. — Я хочу еще долго, долго быть только с тобой, хочу видеть только тебя, и ничего больше.
— Как ты прекрасна! — восхитился Константин, глядя на нее.
— Иди ко мне, — позвала Элизабет.
Она протянула руки в радостном ожидании, и он поспешил к ней, но споткнулся о портфель, который все еще стоял рядом с кроватью. Она весело рассмеялась. Он тоже улыбнулся и отодвинул портфель в сторону, к стулу, на котором лежала ее одежда.
— Поставь его в угол, Константин, между окном и корзинкой для бумаг. Я не хочу его больше видеть.
— А может быть, его лучше вообще выбросить за окно? — спросил он, развеселившись.
Элизабет покачала головой. Он лег рядом, взял ее за руки и притянул к себе. Затем нежно поцеловал в лоб и поднялся на локтях, чтобы увидеть свое отражение в ее глазах. И глаза эти засияли ему в ответ беззаветной преданностью.
— Так, как теперь, должно быть всегда, — прошептал Константин и почти резко добавил. — Так будет всегда.
Элизабет улыбнулась:
— Тем не менее когда-нибудь нам придется вставать.
— Так далеко я не хочу даже загадывать.
— По крайней мере, этот день целиком принадлежит нам.
— И все последующие!
Они были уверены, что у них еще есть время. Идти на Бендлерштрассе Элизабет было не нужно, а у Константина лежал в кармане отпускной билет — граф фон Бракведе позаботился о них.
— Боже мой, оказывается, я до сих пор не знала, что такое счастье! А теперь я счастлива и хочу, чтобы так было всегда.
Гном, вновь превратившийся в ефрейтора, расположился в служебном кабинете капитана фон Бракведе, как у себя дома. Он подтачивал ногти мелкозернистой пилкой, которую взял из монтерского ящика. Но как бы эта работа его ни занимала, он то и дело выжидательно поглядывал на графа.
Капитан неподвижно стоял у окна, и его высоко поднятая голова говорила о том, что им владело беспокойство. Руки он засунул глубоко в карманы брюк, а его форменный китель был расстегнут.
— Я все же создал небольшую ефрейторскую группу, — доверительно сообщил Гном. — Пока нас только трое, но все отличные следопыты. Что вы об этом думаете?
— Прекрасно! — Фон Бракведе одобрительно кивнул. Отойдя от окна, он приблизился к Леману и сказал: — Нам, как мне кажется, нужно быть готовыми ко всему. А пока не мешает немного подкрепиться. Не возражаете?
— Вы, наверное, опять очистили свою кладовку? — спросил Леман с тайной надеждой.
Граф открыл портфель, лежавший на письменном столе, и извлек из него приличный кусок салями. Гном удовлетворенно хмыкнул и достал складной нож. Они нарезали колбасу толстыми кусками и принялись есть с большим аппетитом.
— Удивительно вкусно! — воскликнул Гном, прожевывая, и совершенно неожиданно задал вопрос: — Мучают ли вас угрызения совести? Не из-за колбасы, конечно, а по другим соображениям. Вы же были когда-то приверженцем национал-социализма, если я не ошибаюсь?