Полдень, XXI век, 2009 № 02

Ермолаев Андрей

После победы опричной силы было ещё много забот. Пришлось тушить посад, хоронить за княжий счёт погибших, ставить новые ворота на въезде в город. Искали Нерва, но так и не нашли. На всякий случай сожгли то, что осталось от баньки. А ещё нужно было привести мужа в чувство. Кузнец слегка перестарался и вместе с больным зубом выбил Хрустомудру почти все остальные. К счастью, Людота тогда спасся, спрятался во рву, пересидел, по шею в воде, княжий гнев. После опытов с выдёргиванием зубов он стал заикаться, да и прожил недолго, но ковал, пока был жив, по-прежнему хорошо. И новые зубы князю делал бесплатно, со всем старанием. По сути, получилась целая вставная

челюсть снизу, и сверху много новых зубов. Соседи, узнав про золотые зубы, Хрустомудра стали не только бояться, но ещё и уважать, даже дружина опричная не понадобилась. А горожане — любить пуще прежнего стали, так он вновь стал добр и приветлив, так гордился своими «богом дарованными золотыми зубами». Правда, Краснославна заметила… мужу не сказала, конечно, но на одном из новых зубов с краю, как раз там, где был когда-то проклятый зуб с Нервом, теперь красовалась выгравированная надпись «Людота коваль». Краснославна так и не поняла, что этим хотел оказать тщеславный кузнец — что это он ковал, или то, что он коваль хороший. А теперь и не узнаешь, помер чудо-кузнец.

Но и то, все люди умирают. Сейчас же об этом нет смысла думать, мир и покой в венедских землях, уважение и любовь в семье, дети растут, уже почти взрослые. И вообще Хрустомудр стал просто неотразим со своей золотой улыбкой. Краснославна даже немного досадовала, так как теперь ни одна девка не могла пройти мимо князя, чтоб ему не улыбнуться. И Хрустомудр этим пользовался вовсю. Вон и теперь с какой-то боярской дочкой заигрывает…

* * *

Хрустомудр был в прекрасном настроении. Убили оленя, загнали пару волков и вепря. А тут ещё такая красотка любуется на его зубы! Князь почувствовал, как заныло сладко в груди, принялся щекотать боярышню. Та заливалась смехом, стреляла глазками, потом вскочила, принялась убегать. Он включился в игрище. Стали бегать вокруг деревьев, то он за ней, то она за ним. Но она моложе, ловчее, поймать её трудно. Встанет иногда за берёзой, никак к ней не подберёшься, бросишься, а она только — скок, и уже с другой стороны! Князю и смешно, и задорно, и хочется уже схватить и потискать. Вот девка замешкалась, он прыгнул, а на пути вдруг возник берёзовый ствол…

Бум!!! Удар лбом! Искры!!! И… рыбкой выскочила изо рта золотая челюсть!

Чуть рассеялся туман перед глазами, Хрустомудр нагнулся искать… да обрыв перед ним, а внизу — речка Потеряйка!

Девка ещё смеялась, а у него — слёзы, ярость. И в челюсть ввинтилась та самая, ещё не забытая, невероятно острая боль.

Ефим Гамаюнов

Мимикрант

Рассказ

— Присядьте, пожалуйста, и подождите несколько минут, — вежливый робот-проводник указал на кресла в широком фойе. — Вас вызовут.

Иван Петрович Фролов уважительно кивнул в ответ, сел на белый прохладный пластик, закинул ногу на ногу и осмотрелся.

Свет, разумеется, был искусственный. На Сипионе (или поземному Венус-дельта-14). несколько месяцев в году стояла сипионская ночь, чью темноту изредка слабо развеивали три местных луны: Вельда, Глада и Ритма (Большая, Красота и Непостоянная). Заодно происходила местная сипионская зима — кродан («холодная»). Бесснежная, с пронизывающими холодными ветрами.

Стены, напротив, отображали диеру-лето. Непривычно зеленое небо, совсем земные белоснежные облака. По левую руку — кусочек леса, удивительные деревья, похожие больше на гигантскую траву. По правую — уходящий к горизонту ярко-зеленый океан.

Иван Петрович украдкой

бросил взгляд на сидящих в фойе. Что ж, человек он тут один. Несколько похожих на лемуров страддов с Гнеии, житель далекой Шу, прячущий жвалоподобное лицо за маской (местное содержание кислорода, насколько Иван Петрович был в курсе, губительно для шуианцев). Четверо сипионцев, расы Ррок. По-видимому, колонисты с соседней системы Сипион Втора. И он.

Время неохотно, тянуче двигалось вперед.

Собственно, если привели из «карантинника», можно было надеяться, что сегодня примут обязательно.

Нервы давали о себе знать, и Иван Петрович с неприятным удивлением обнаружил, что барабанит пальцами по коленке. И так, достаточно громко, яростно.

Надо успокоиться, тут наверняка везде датчики-наблюдатели, анализаторы. На Марсе на вокзале говорили, что теперь на Сипион эмигрантов берут неохотно, лучше и не пробовать. Не то что раньше.

Чтобы скрыть нервозность, он протянул руку к изящному (но несколько неуместному) низкому столику, взял инфопанельку. Наушник-переводчик отцеплять не стал (если наблюдают, то пускай знают — он уже изучил все четыре местных языка достаточно хорошо, чтобы не пользоваться переводом).

Иван Петрович отыскал главный новостной, выбрал чаргский язык.

«Волна эмиграции, уже третья, как говорит социологополитический центр “Наши”, наконец-то закончилась. За последние семь кварт всего двое подали заявление на получение вида на жительство. Одно из них уже отклонено ввиду невозможности вступления подавшего ни в одну из разрешенных рас, второе сейчас рассматривается комиссией по мимикрии. Это все о внешнесипионском. Впереди вас ждет обзор самых лучших пляжей на диеровском полушарии, прогноз погоды и новости спорта. Оставайтесь с нами…»

Иван Петрович ощутил внезапно внутри посасывающий холодок страха. Одно отклонено. Что если и его вот так не примут? Денег хватит только до Солнечной системы, но туда путь заказан. Можно еще попроситься на Шу, но постоянное существование в скафандре плюс военная диктатура… Это абсолютно нельзя назвать жизнью. К тому же, у Шу с Землей договор на выдачу «нежелательных элементов». Если то выступление выльется в дело — вполне вероятно, он будет привлечен и проведет остаток жизни на Луне или на Фобосе в «одиннадцатой».

— Человек Фролов, — то, что на жестковатом ррокском языке говорят его фамилию, Иван Петрович понял не сразу.

— Человек Фролов, — повторили вызов.

Иван Петрович несколько нескладно и сумбурно встал с кресла, положил инфопанельку и отправился в приоткрывающиеся двери.

Помещение, куда он попал, было небольшим: длинный выгнутый полукругом стол, несколько кресел различной формы, как и в фойе. На вид единственное различие — не пластиковых, а отлитых из чего-то мягкого. По другую сторону стола сидело двое сипианцев. Чарг, несколько похожий на древних динозавров, с коричнево-кремовыми чешуйками, и долуг, напоминающий многоножку без хитинового покрова, обтянутую нежнорозовой кожей.

— Садитесь, — проскрипела многоножка.

Иван Петрович послушно сел и, не зная куда деть руки, положил их на коленки, как маленький.

— Иван Петрович Фролов, уроженец планеты Земля Солнечной системы? — спросил чарг.

Его маленькие ручки теребили некий блестящий прибор — вероятно, пульт управления компьютером.

— Да, — ответил Иван Петрович.

Чарг побегал когтистыми пальцами по приборчику, и на стене позади сипианцев появилась анкета Фролова, заполненная автоматом при отлете из Солнечной системы.