Полдень, XXI век (май 2011)

Коллектив авторов

Сейчас «неудобно» было, по его понятиям, занять хоромы на крыше и плескаться в теплом бассейне, в то время как домочадцы прозябают в глухом подземелье, несчастные и заброшенные.

Он именно так и думал о них, жалел их до такой степени, что горло сжимало и внезапная слеза текла сквозь ноздрю, стесняясь выкатиться наружу.

Стремился ли он к ним? Нет, конечно. В сущности, они были ему безразличны, безразлично-терпимы, если можно так выразиться. Даже странно, что при таком отношении его заботило их мнение, их любовь… Зачем ему любовь этих

кротов, живущих в своих подземных норах?

Но он тут же говорил себе «фу», награждал презрительной виртуальной пощечиной и шел к ним с виноватой улыбкой на лице, потому что они были народом, а он народом никогда не был.

«Поэт, не дорожи любовию народной…»

Ну, поэты как хотят, а Пирошников дорожил, а посему назначил переезд на минус третий силами охранников на завтра.

Кстати, об охранниках. Эти крепкие молодые люди попадались на глаза не слишком часто. В девять утра они просачивались сквозь турникет, устремлялись к лифту и исчезали в верхних этажах. Только их и видели.

Обратного движения не наблюдалось.

Геннадий сказал, что денег на содержание охраны, а также на коммунальные расходы хватит месяца на три, если минус третий будет исправно платить аренду.

– Но они уже сейчас нарушают… Как только вы дом сдвинули, так и перестали платить. Наиболее нервные, – сказал Геннадий.

– Вот видишь, – озабоченно проговорил Пирошников. – Надо их успокоить.

Он задумался, как бы взвешивая какие-то доводы, потом спросил:

– А кстати, какие у нас рычаги воздействия на арендаторов? Мы их можем выселить?

– Только по суду, – коротко ответил Геннадий.

– Вот как…

– Но есть другие способы. Отключение электричества. Или воды… Теплоснабжение можно отключать поквартирно…

– Ну, это я так… На всякий случай… – проговорил Пирошников.

– А по-моему, – мечтательно вступила молчавшая дотоле Серафима, – вам надо пошить мантию, заказать корону и сидеть там, наверху. И чтобы к вам ходили на аудиенцию…

– А те, что платить не будут? – спросил Геннадий.

– Этих, конечно, расстреливать… Я бы их всех расстреляла, этих… Выкозиковых, – призналась она. – А то стихи им читай!

– Что ты такое говоришь! – поморщился Пирошников.

Он вдруг потерял настроение, подумав, почему, черт побери, он должен на старости лет заведовать этим пустым и кривым домом, заботиться о квартплате, теплоснабжении… Как это все же скучно – власть.

Да, власть скучна, мысленно подтвердил он эту неожиданную для себя максиму.

«Потому что это твой дом, – возразил ему внутренний оппонент. – Так что будь добр».

Пирошников вздохнул и велел Геннадию принести из бухгалтерии планы этажей и домовую книгу со списком жильцов. Когда Геннадий удалился, Пирошников вынул из кармана связку ключей.

– Хочешь в бассейн? – спросил он Серафиму, понизив голос.

– Да мне бы хоть в душ… – призналась она.

– Вот, возьми.

– А почему такая таинственность? Вам это все подарили или просто дали поиграть? – насмешливо

спросила она.

– Я не хочу, чтобы знали пока.

Она пожала плечами, подхватила сумку с полотенцами и вознеслась на крышу.

Беглый обзор документов обнаружил семь пустых этажей от минус второго до пятого с одинаковой площадью, но различной планировкой, и сто пятьдесят семь домочадцев от годовалой дочери Шурочки Енакиевой до семидесятипятилетнего подводника Семена Залмана.

Пирошников расстелил перед собой план минус третьего этажа, справа положил список жильцов и стал заносить их фамилии в клетушки плана, как бы расселяя по квартирам. При этом пользовался комментариями Геннадия, который, как выяснилось, хорошо знал всех и каждого.

Здесь были люди разных возрастов, национальностей, профессий. Их объединяло одно – все они были бездомны, даже если имели собственное жилье в Питере или чаще – в провинции, которое сдавали, чтобы прокормиться. Много было русских беженцев – из Чечни, Казахстана, Абхазии, но с регистрацией. Неофициальных мигрантов в списках не было.

Пирошников знакомился с ними заочно, как дирижер оркестра, с которым надлежало сыграть новую симфонию. Беда была в том, что оркестранты ничего еще не знали ни о симфонии, ни о дирижере и вообще не считали Пирошникова дирижером, а просто свалившимся им на голову неудачливым фокусником. Почему и были настроены враждебно.

Со слов Геннадия он узнавал о подробностях жизни его новых подопечных. Он даже сам не мог бы сказать – зачем ему эти подробности, но чувствовал, что без них не обойтись. Зачем, к примеру, узнавать о том, что у того же Выкозикова трое дочерей мал-мала меньше, а живут впятером в двух комнатах. И мамаша дома сидит с детьми, а много ли Выкозиков наработает со своим камертоном? Очень уж ему хотелось иметь маленького Выкозикова, пацана, которому он передал бы в свое время старый камертон…

Пирошников вздохнул и представил себе двух Выкозиковых – маленького и большого, – склонившихся над роялем и стучащих толстыми пальчиками по клавишам.

Ненужная нежность возникала там, где должна была быть железная решимость и воля диктатора.

Или вот активистка Енакиева. Похоже, что зачала от Святого Духа, потому как никаких контактов с лицами мужского пола последние два года зафиксировано не было. Геннадий божился.

Витек-гармонист из Иванова. Чего ему там не сиделось? Работает живой рекламой на Сенной, носит на спине и животе плакаты ресторана «Гуляй-поле».

Даже негодяй Данилюк выглядел при таком рассмотрении вполне симпатичным, хотя и несколько занудным законником,

и профессиональная дружба с Даниилом Сатрапом его не очень портила.

– А кстати, – вспомнил Пирошников, – ты докладывал Джабраилу о возбуждении уголовного дела?

– Обижаете… Хозяин все уладил в один миг.

– Как?

Геннадий с сожалением взглянул на Пирошникова.

– Как-как… Конфетку послал районному прокурору.

– А-а-а… – протянул Пирошников.