Полдень, XXI век (май 2011)
Шрифт:
Поэтому он все же усадил соседку за стол и попросил Серафиму приготовить чай, а пока она это делала, задал Дине несколько вопросов про ее здоровье и бизнес, которые его, если честно, вовсе не интересовали, и про обстановку на этаже, которая интересовала его гораздо больше.
Дина отвечала с вежливой улыбкой, однако было видно, что ее забавляет неуловимая перемена, произошедшая с Пирошниковым. И когда тот наконец покончил с вежливыми расспросами и уже готов был выложить важнейшую для себя новость, она, словно невзначай,
– Ну, и, конечно, всех интересует, будете ли вы повышать арендную плату?
– За что? Как? – смешался Пирошников.
– Вы же теперь управдом?.. – с непередаваемо ироничной интонацией не то спросила, не то сообщила ему Дина.
«Управдом… – с горечью подумал он. – Управдом-батюшка».
– Да, – сказал он сухо. – Впрочем, это совершенно неважно. Все службы работают, как и работали.
– Вот как… – разочарованно проговорила Дина. – Вы считаете, что у нас все в порядке?
– Нет, конечно. Надо думать о вертикали. Вертикаль по-прежнему не вертикальна.
– О ней уже думают, – сказала она.
– Кто?
И Дина рассказала, что после того памятного сеанса, когда дом покосился набок, Подземная Рада регулярно пытается сдвинуть дом с места. При этом особые надежды возлагаются на молодого приходящего демиурга Августа.
– Он что, бездомный? Этот демиург? – с раздражением спросил Пирошников.
– Почему бездомный? – не поняла она.
– Потому что я только что разбудил его в соседнем боксе.
– Ах, так? Я не знала. Очевидно, вчера заработались.
– И каковы же результаты? – с насмешкой спросил он.
– Честно скажу: не знаю. Судя по этой чашке, – она указала на стоящую перед нею чашку с чаем, верхняя поверхность которого демонстрировала явный крен стола, – ничего пока не изменилось.
Пирошников почувствовал нечто вроде профессиональной ревности. Неужто этот белобрысый сопляк сможет сдвинуть махину дома? Глупости! Откуда ему знать про Плывун? Но то, что к нему обратились, уязвило Пирошникова, указало на несомненный транзит «глории мунди».
Серафима в разговор не встревала, да и за стол не присаживалась, а, подав чай, ушла в салон, где занялась расстановкой книг на полках. На минус третий снова возвращалась Поэзия, слегка потрепанная в переездах.
Прощаясь с соседкой, Пирошников все же задал вопрос, откуда она узнала о назначении его «управдомом»? Сам он грешил на Геннадия, но оказалось иначе.
– Вы забыли о бухгалтерии, – сказала Дина. – Все документы проходят через нее, арендаторы тоже там бывают регулярно. Узнали сразу. Скорее всего, даже раньше вас.
Пирошников вспомнил двух теток средних лет, с которыми однажды уже имел дело. М-да… А он хотел преподнести сюрприз.
Эта новость немного отрезвила Пирошникова и заставила забыть об усыновлении домочадцев и роли царя-батюшки. Но оповестить народ официально все же полагалось, по его разумению. Пройти, так сказать, процес инаугурации.
Поэтому
Домочадцы, встречавшиеся в эти дни Пирошникову в коридоре, здоровались с ним сдержанно и как бы остраненно, будто с незнакомым. Его это нервировало, но вступить с ними в контакт он не решался.
Стороны будто готовились к бою, так ему казалось. Пирошников продумывал тезисы своей речи и аргументы в ответ на возражения оппонентов. Он уже забыл о роли батюшки – царя ли, управдома ли, – а просто хотел найти с этими людьми общий язык, чтобы вместе выправить съехавшую на сторону вертикаль, но он не знал – существует ли этот общий язык.
В ночь перед собранием Пирошников долго не мог заснуть, ныло сердце, пришлось выпить дополнительную порцию лекарств к тем, что он пил ежеутренне. Он мысленно представлял всю конструкцию дома – от темного векового Плывуна внизу до стеклянного замка на крыше с пустыми этажами между ними – и старался представить себе структуру власти, которая подходила бы к управлению таким домом.
Ничего не получалось. Пустым местом не управляют. Дом следовало заселить. Эта простая мысль взволновала Пирошникова, ему нарисовался многоэтажный дом-корабль с многотысячной командой и пассажирами, смело плывущий в будущее навстречу счастью. С тяжелым Плывуном, подвешенным к брюху дома, домыслил он.
Но все равно! Дом нужно заселять новыми людьми.
16
Утром на двери салона обнаружилась небрежно начерченная черным фломастерам свастика с подписью «go home!». Пирошников попытался собрать в горсточку все свое чувство юмора, но ему не удалось. Он огорчился. Подданные с самого начала вели себя по-свински.
Он уединился в кладовой салона за ноутбуком и попросил Серафиму не беспокоить его до собрания, а сам принялся набрасывать проект организации взаимопомощи и быта в доме. Здесь была и заемная касса для быстрого и дешевого кредитования, и кружки по интересам, и даже вечера караоке в кафе «Приют домочадца».
Заметим, что сам Пирошников караоке на дух не переносил, но считал, что народ его любит, то есть он действовал в интересах народа, как и любой правитель, смутно подозревая, что все эти старые новшества опровергаются одной-единственной свастикой на дверях.
Но он надеялся убедить, видел перед собою десятки глаз, устремленных на него и жаждущих понять – как следует жить в своем доме.
Чего-чего, а наивности Владимир Николаевич не то что не утратил, а даже и приобрел лишку к семидесяти годам. Впрочем, это можно было считать и началом старческого маразма.