Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 1
Шрифт:
На Западе же именно в те годы бушевал кризис НФ, о котором писал С. Лем и о котором ни читатели, ни авторы фантастики в СССР не имели представления.
Никто, однако (во всяком случае, мне не приходилось об этом читать), из западных критиков не объявлял о том, что НФ умерла, похоронена, процесс ее смерти необратим. Читатель и там был разочарован в науке, не видел в НФ «живых персонажей», но авторы продолжали предлагать новые научно-фантастические идеи и новых персонажей, идеи эти олицетворявших. Что примечательно — издатели и не думали отказываться публиковать НФ. Был спад, пришелся он на семидесятые-начало восьмидесятых годов и завершился появлением произведений Л. Нивена, К. Приста, а впоследствии С. Бакстера, Г. Бенфорда, Г. Игана, В. Винджа, Д. Симмонса, Т. Чана и многих других, о которых
В СССР (а затем в России) эволюция фантастики отставала от западной по фазе — те же кризисы и смены поколений и волн происходили с опозданием лет на тридцать. Причина была в том, что в свободное развитие жанра вмешивалось государство, тормозя процессы, которые сами по себе произошли бы гораздо раньше.
Лет десять назад, когда российская НФ находилась еще в состоянии клинической, а не необратимой смерти, нужно было проводить реанимационные мероприятия, и покойника можно было еще вытащить с того света. Зачем? Да потому, что существование в общественном сознании НФ не сводится только к наличию или отсутствию небольшого по величине (он и в прежние времена был небольшим — в том числе на Западе, где «расцветали все цветы») сектора литературы. Интерес читателей к НФ отражает интерес общества к науке. Падение интереса к НФ происходит одновременно с падением интереса к научно-популярной литературе. Но и это следствие, результат, а не причина процесса. Третий из упомянутых выше факторов — падение интереса общества к науке является причиной падения интереса к научно-популярной и научно-фантастической литературе.
Это очень серьезно — в конце концов, не так уж важно, что произойдет с каким-нибудь литературным направлением. Куда важнее — что произойдет с обществом, со страной, где наука не востребована, на науку не выделается достаточно (по современным меркам) средств, не делаются открытия мирового уровня, не производятся (и даже не конструируются) самые передовые приборы и аппараты. Российские ученые предпочитают вести исследования за рубежом, а молодежь неохотно идет в науку, предпочитая изучать предметы более практичные и прибыльные.
Когда (и если) государственная поддержка науки, в России вернется хотя бы к тому уровню, какой был тридцать-сорок лет назад, тогда и можно будет рассуждать о возможной реанимации НФ — и не только НФ, но и других направлений литературы, с НФ связанных.
Обществу, государству наука не нужна — и на полках книжных магазинов очень трудно найти не только НФ, но и качественные научно-популярные книги. На «гнилом» Западе о самых последних достижениях науки пишут простым и понятным языком (вот умеют же!) такие корифеи, как С. Хокинг, Р. Пенроуз, С. Вайнберг, Д. Дойч, М. Каку — сплошь самые известные ученые, в том числе лауреаты Нобелевской премии. А в России? Когда-то научно-популярные книги писали выдающиеся ученые И. Шкловский, В. Гинзбург, Я. Зельдович, И. Новиков — писали популярно о самом новом и передовом в науке. Сейчас нет авторов такого уровня и нет таких книг.
Научно-популярная литература разделила судьбу НФ.
Это плохо не потому, что исчезла некая область литературы, которая якобы тщилась достичь, но так и не достигла уровня «мейнстрима». Плохо — потому что НФ была зеркалом. В ней отражались реальные достижения науки, в том числе мировой. Исчезли научные достижения — исчезла научно-популярная литература — умерла НФ. Цепочка простая.
Говорят, Россия сейчас встает с колен. Замечательно. Но, вставая с колен, не затоптали бы окончательно науку, которая была когда-то гордостью страны, открывшей человечеству дорогу в космос.
Без развитой науки у государства нет будущего. С колен-то встать можно, но глиняные ноги, не поддерживаемые наукой и самой передовой технологией, быстро подогнутся.
НФ — всего лишь зеркало, индикатор. Если зеркалу нечего отражать — хорошо ли это для России?
Несколько замечаний в заключение.
Б. Н. Стругацкий прав в том, что гибель НФ связана, в частности, с коммерциализацией издательского дела. С. Лем писал об этом еще в 1972 году применительно к западной фантастике. Планка в фантастике, по мнению С. Лема, опустилась ниже плинтуса из-за того, что фантастика на каком-то этапе (на Западе это произошло еще в тридцатые годы, а у нас после развала СССР) стала литературой сугубо коммерческой, в отличие от мейнстрима (Большой литературы). И если в мейнстриме автор вынужден подтягиваться до вершин (иначе не будет хорошей критики, стипендий и премий, которые в мейнстриме имеют материальное содержание и позволяют прожить год-два, спокойно сочиняя новый роман), то в фантастике все наоборот — автор вынужден снижать планку, иначе не будет тиражей, а значит, издатель и издавать не станет. Исключения редки — С. Лем приводит в пример одного лишь Ф. Дика.
И еще. По наблюдению С. Лема, если автор начал с мейнстрима и там пробился, то он потом может написать любую чепуху в жанре фантастики, и критики будут говорить: «О, Имярек пробует себя в разных жанрах, и получается замечательно». Но если автор начал с фантастики и признан фантастом, то пусть он потом напишет гениальное мейнстримовское произведение, критики скажут: «Фантаст Имярек попытался выбраться за пределы гетто, и, конечно, неудачно». Примеры из российской фантастики известны. Большая часть последних произведений Е. Лукина имеет слабое отношение к фантастике — если бы он изначально публиковался, как автор Большой литературы, то «Портрет волшебника в юности», «Бытие наше дырчатое», «Лечиться будем», конечно, были бы оценены критиками, как замечательные прорывы автора, использующего метод фантастики в своем творчестве. Но Е. Лукин — фантаст «по определению», и критики Большой литературы его творчество попросту не замечают. В то же время о слабых, с точки зрения любого знатока фантастики, произведениях «Кысь» Т. Толстой и «День опричника» В. Сорокина критика пишет, как о замечательных достижениях, прорывах Большой литературы в область фантастического…
НФ при жизни не стала частью Большой литературы. А разве могла? Или должна была?
В современном книгоиздании возник новый термин — книжный продукт. Книга, не имеющая отношения не только к Большой литературе, но к чему-то художественному вообще. Книга, над которой не только слезами не обольешься, но и мозги включать не надо, чтобы прочитать скрытое под обложкой. К счастью, российская НФ умерла, не успев стать книжным продуктом. К сожалению, многие другие современные направления фантастики все больше приближаются к уровню именно книжного продукта.
Будь НФ жива, она смогла бы противостоять этому процессу.
А теперь — что ж говорить.
Amen.
СТАНИСЛАВ БЕСКАРАВАЙНЫЙ
Оценка путей футурического вмешательства
Разоблаченный чародей подлежал сожжению; неплохо было бы также засадить его в каменный мешок и заставить изготавливать золото из собственного дерьма. Ловкий шпион с материка подлежал перевербовке или уничтожению. А как следовало поступить с разоблаченным Странником?
Мы мало что можем сказать о том воздействии, которое оказывает на нас будущее. Не наши собственные футурологические рассуждения или биржевые прогнозы, от прочтения которых задумываются инженеры или хватаются за сердце брокеры, а самое настоящее будущее, что наступит десятилетия спустя. Как оно может воздействовать на свое прошлое — наше настоящее?
Чрезвычайно трудно судить о технической стороне воздействия. Как в условиях средневековых лабораторий невозможно было зафиксировать радиацию, так и нам практически наверняка не удастся обнаружить машины и механизмы из будущего, а если и удастся, то при самой минимальной их маскировке, скорее всего, невозможно будет понять, что перед нами.