Поле битвы (сборник)
Шрифт:
Даже в этом униженном положении моя фактически обнаженная мама смотрелась очень красиво. Поднятые вверх нежные белые руки, которые захватил один джигит, такие же нежные пышные груди с коричневыми сосками, которые на все лады мял, щупал второй джигит, тут же сотрясающиеся от борьбы и напряжения пухлые даже не белые, а белоснежные ляжки, живот и попа.
– Что вы делаете гады… это же моя мама!!! – что было сил закричал я.
Джигиты, увлеченные борьбой, видимо даже не услышали, как я сорвал с крючка дверь. Мое появление для них стало полной неожиданностью. Шихаев явно растерялся и ослабил захват. Но Алисултанов уже через мгновение обрел прежнюю агрессивность.
– Что такой говорышь… мама? Да мы всю Россию будим так драть, а не только твою маму! – чуть не заревел Алисултанов.
– Чего встал, дэржы ее крепче! – закричал он «напарнику». – Я его сичас вырублю.
Я кинулся на Алисултанова, метя кулаком в челюсть, но он, соскочив с мамы, головой «нырнул» вниз, я промахнулся и пролетел мимо, наткнувшись на одну из коек. Когда развернулся и хотел ударить вновь… успел увидеть, что он сжимает в руке диск от разборной гантели. Видимо, фельдшер на досуге с ними упражнялся. Я был слишком озлоблен, взбешен, чтобы в тот момент осознать какое это опасное оружие. Я вновь кинулся на Алисултанова, но не достал его, и тут же белый свет буквально померк в моих глазах, и все погрузилось во тьму…
Нельзя сказать, что я совсем потерял сознание. Как сквозь непроницаемую пелену до меня доносились какие-то звуки, голоса. Голосов много, но только один я слышал почти без помех, отчетливо, голос Алисултанова. Его не заглушали все прочие отголоски, буквально заполнившие голову. Весь мой организм, казалось, состоял из одной головы, потому что ничего остального, ни рук, ни ног, ни туловища, я как будто не ощущал.
– Держи крепче… не лапай, а держи!.. Не отворачивай башку, сука!.. В рот, в рот возьмешь!.. Не хочешь свои жирные ляжки раздвигать, тогда свой поганый рот откроешь! Все русский бабы под нами будут… мы на твоем жирном брюхе лезгинку танцевать будэм!.. Аллах над нами, Россия под нами!.. Рот, рот ей раскрой… ишак! … Сама, сама захочешь!.. Когда кавказский … узнаешь, русский тебе не нужен будет! Нам спасибо скажишь! …
Несмотря на частичную отключку, этот будто из другого мира доносящийся голос, путем несложных умозаключений (а мозг не отключился, работал) подвиг меня к однозначному выводу: джигиты хотят заставить маму сделать им минет. Я знал, что это такое лишь теоретически. Интернет тогда еще не имел широкого распространения, и где-то посмотреть подобное для обычного домашнего парня, каковым и являлся я, было довольно проблематично. Тем не менее, именно осознание оного мобилизовало во мне какие-то внутренние резервы, и я стал быстро приходить в себя, начал ощущать руки, ноги и все прочее, как и боль в затылочной части головы. Пелена спала, и я вновь обрел способность видеть… Я лежал, прислонившись головой к печке, которая выходила сразу в обе комнаты санчасти, что позволяло зимой медпункту не зависеть от часто выходившего из строя парового отопления. Видимо, стукнувшись затылком об печку, я и потерял сознание, а не от удара гантельным диском, хотя лоб у меня тоже саднил, но затылок болел куда сильнее.
Что я увидел, когда наконец «прозрел»?… Алисултанов сидел у мамы на груди со спущенными брюками и трусами и… тыкал свои вздыбленным членом ей в губы. Мама со сжатыми челюстями пыталась отвернуть голову. Но Шихаев по-прежнему крепко держал ее за шейку, одновременно перехватив и ее руки.
– Будешь сосать, будешь! Как Россия у Чечни отсосала, так и ты отсосешь, у всего Дагестана отсосете,
Одновременно вторую руку он отвел назад и что-то делал ладонью в районе паха мамы. Лежа я не очень хорошо видел, что Алисултанов именно делал второй рукой. Приподняв голову, увидел… Увиденное окончательно меня «оживило». Он энергично массировал большую пухлую складку, поросшую темным пушком, которая располагалась под ее животиком. Таким образом, он пытался искусственно вызвать у нее ответное сексуальное желание. Эту «теорию» я знал из разговоров с товарищами по колледжу.
– Главное суметь намять бабе сисю и писю – и она твоя, сама захочет, – говорил один из них, выдававший себя за бывалого бабника.
Я вскочил, но тут же почувствовал острую боль в бедре в районе брючного кармана. Машинально схватился за карман… То была отвертка с помощью которой я делал регламентные работы на своей технике. Она впилась своим острым жалом мне в ногу, словно напоминая, что я не безоружен. Не очень хорошо соображая, лишь видя, что мою красивую нежную маму силой разложили на больничной койке, раздели до гола, если не считать разодранной и задранной юбки и пытаются изнасиловать, выражаясь цензурно, в извращенной форме. Мало того, делают все, чтобы она сама этого захотела. И это не говоря, так сказать, о второстепенном, унижают национальное достоинство, похотливо лапают ее красивое тело, которым я сам втихаря с детства любовался.
– Отпустите ее суки… поубиваю гады черножопые!!!
Я бросился на спрыгнувшего с мамы Алисултанова, спешно натягивавшего брюки и ударил его отверткой. Попал в лоб, но вскользь, лишь содрав кожу. Лицо джигита сразу обагрилось кровью. Он кое как, судорожно натянул брюки и вновь обрел обычную агрессивность:
– Кто черножпый… аа!?
Увидя кровь, я переоценил значение своего удара и остановился, что дало возможность моему противнику не только справится с брюками, но и наклонившись достать из-за голенища сапога нож и уже с ним кинуться на меня. Но на этот раз я уже оценил обстановку и выставил вперед руку с отверткой, а так как был выше ростом достал его раньше чем он дотянулся до меня. Попал опять куда-то в лицо. Алисултанов взвыл, подняв левую руку к лицу, одновременно отступая по направлению к печке.
– Чего стоишь козел!.. Брось ее, помоги мне! – орал он уже Шихаеву.
Я, предчувствуя, что сейчас на меня кинется и второй джигит, вновь атаковал Алисултанова, пытаясь скорее вывести его из строя, чтобы не драться сразу против двоих. Я бил его отверткой куда попало и со всей силы, и вдруг отвертка ушла куда-то глубоко в его лицо и застряла, выскользнув у меня из рук, Алисултанов тут же осел по стенки печки. Я подумал, что, наконец, его вырубил и мгновенно развернулся, чтобы отразить нападение второго…
Но Шихаев и не собирался на меня нападать. Он уже отпустил маму, которая широко открытым ртом хватала воздух и оправляла на бедрах свою разорванную юбку…
– Брат… не убивай… я не хотел… это он меня заставил… я ничего не делал, я только держал… только не убивай! – с этими словами Шихаев повалился на колени.
Я ничего не понимал и вновь посмотрел на маму. Она по-прежнему почти обнаженная полулежала, полусидела на койке, прислонившись к спинке кровати, с покрасневшими отметинами на тех местах, где ее наиболее зверски лапали. Она чуть отдышалась и хоть по-прежнему держалась за горло, но смотрела не на меня, а мимо, смотрела с ужасом.