Поле битвы (сборник)

Дьяков Виктор Елисеевич

А Володя шёл и радовался что, наконец, эта каторга для него кончилась, эти дурацкие пения, заучивание и декламации, общение с «развитыми» детьми, придирки невзлюбившей его учительницы. Ему совсем не было стыдно, что он не умеет то, что умели эти «развитые», петь, декламировать по памяти массу всевозможных стишков, а некоторые даже стучать по клавишам пианино, уже в шесть лет и читать, и писать. Да шут с ними со всеми, и чего это мама так переживает. Пойду в школу и тоже научусь. Почему-то Володя уже тогда не считал, что уметь петь или играть на каком-нибудь инструменте – это очень важно в жизни.

Прошли годы. Рыжая девчонка закончила музыкальную школу, несмотря на то, что её папа через несколько лет «сел с конфискацией». Своей жизнью, здоровьем, он обеспечил дочери развитие её таланта – она стала большой артисткой. Никто более

из того класса, даже те, кто сумел закончить музыкальную школу, не добились ничего существенного. А Владимир, восхищался рыжей певицей по телевизору, ходил иногда на её концерты… Он не верил постоянно муссируемым слухам о ее гулящей матери, бесплодном официальном отце, любовнике матери еврее, хотя многие вокруг в этом не сомневались… Он не помнил её и тем более не знал, что когда-то, по стечению обстоятельств мог занять её место, учиться вместо неё. И тогда бы эта примадонна не состоялась, а стала бы обыкновенной средней женщиной, как это нередко и случается в жизни даже с очень одарёнными людьми, вместо которых поют, играют, творят, хохмят со сцены… другие, менее способные, но которых молва народная ошибочно именует великими, талантливыми, иногда даже гениальными. Но в данном случае, к счастью, этого не произошло.

Изо всех орудий

В энской общевойсковой бригаде, ведущей боевые действия против так называемых незаконных вооруженных бандформирований, ждали приезда командующего армией. Еще с вечера предыдущего дня комбриг-полковник поставил соответствующие задачи командирам батальонов и приданных бригаде артиллерийских дивизионов, те командирам рот и батарей, и так по цепочке приказ дошел до личного состава. Комбриг мыслил еще категориями советского времени, и потому ориентировал подчиненных в первую очередь на наведение внешнего «лоска», чтобы прежде всего привели в порядок отхожие места и прочие «грязные» объекты: пищеблоки, курилки… Ну, и конечно, что бы солдаты смотрелись: обмундирование не грязное, не порвано и все прочее. Вообще-то полковника, совсем недавно принявшего бригаду, предупредили – командарм на все это не очень обращает внимание, а руководствуется при инспекциях подчиненных ему частей и подразделений несколько иными критериями. Но нелегко было комбригу, заканчивавшему и училище, и академию еще в советские времена, молодым офицером служившего в ГСВГ… нелегко мыслить не по-советски. К тому же командарма полковник не то чтобы не уважал, он его считал в какой-то степени скороспелкой, выскочкой. И в самом деле, ему комбригу, полковнику сорок пять лет и командарму, генералу тоже сорок пять. Ну, да тот отличился в первую войну, но та война была проиграна, пусть и не нынешнего командарма в том вина, а политиков и этого, не нюхавшего настоящего пороха, горлопана с птичьей фамилией, подписавшего унизительный для России мир. И все равно непонятно почему его так возвысили, за что поставили на армию!? И вот имеем, что имеем, они ровесники, но он всего лишь на «вилочной», полковник-генерал-майор должности, а тот, аж на генерал-полковничьей. И что вообще не поддается ни каким объяснениям, то что командарм не имел и не имеет никакого блата. Первую войну он начинал полковником, и надо же, как сумел преуспеть в той неудачной войне, вырос как гриб после дождя. Нет, в старые добрые советские времена так могли «расти» только дети и родственники первых лиц государства. Да и сейчас так же было бы, если бы не война, а войны они иногда и вот такой шанс безродным дают, особенно такие специфические как эти две.

Командарм не приехал внезапно, как это практиковали многие высокопоставленные военначальники. Он позвонил заранее и появился на позиции бригады именно в тот час, когда его и ждали… Они совсем не походили друг на друга эти сорокапятилетние полковник и генерал. Первый само олицетворение молодцеватости и стройности, в нем сразу угадывалась особая ГСВГешная закваска – по фигуре он смотрелась гораздо моложе своих лет. Второй… генерал наоборот выглядел более пожилым, чем на самом деле и казался лет на семь-восемь старше комбрига. Он был чрезмерно грузным, даже обрюзгшим и, что сразу видно, не очень заботился о том, какое он производит впечатление. Тем не менее, выходя из УАЗика, он обнаружил немалую подвижность, явно не по фигуре. Полковник подал команду «Смирно», подошел чеканя шаг, насколько позволяла пыль и каменистый грунт, доложил…

Командарм тут же скомандовал: «Вольно» и протянул комбригу руку:

– Здравствуй Виталий Николаевич, давай показывай свои боевые порядки. У нас с тобой на все про все час, от силы полтора. А то

мне сегодня надо успеть кроме твоего еще два хозяйства посмотреть.

– Как же, товарищ командующий, а поесть? Мы рассчитывали, что вы до обеда у нас пробудете, – изобразил нечто вроде разочарования комбриг.

– Некогда, я вон сухпай с собой вожу. Да мне хоть совсем не ешь. На какую диету не сажусь, все равно несет, не пойму с чего, – генерал с усмешкой кивнул на некоторые явно выходящие за габариты портупеи части своей фигуры. – Ладно, не будем время терять, пошли на твой КП.

Свита командующего из штаба армии, состоявшая в основном из разноэмблемных полковников, шла следом и вроде бы невзначай прислушивалась к тому, о чем говорили меж собой командарм и комбриг.

– К наступлению готов? – тем временем задал вопрос командующий.

– Так точно, почти, – чуть помедлив, ответил комбриг.

– Что значит почти?

– Я уже докладывал вам о неудовлетворительном состоянии автотранспорта, «Уралы» вообще на горных дорогах капризничают. Да и средства связи тоже… Я, гляжу, начальник автослужбы армии с вами приехал, – комбриг кивнул на идущего в задних рядах свиты полковника с автомобильными «крылышками» в петлицах. – Может прямо сейчас с ним вопрос и решим.

– Да не решит он сейчас ничего. Во всех частях с автотранспортом та же картина, кое где еще хуже. Что ж ты хочешь по этим дорогам, по горам ездить… не всякая машина выдержит. Все что он мог уже выдал, на армейских передвижных складах пусто, он мне так и доложил, и «Уралы» ему заменить нечем, сам будто не знаешь. Ладно, это второстепенное. Давай о главном – ты мне лучше доложи, как у тебя по линии ракетно-артиллерийского вооружения, снарядов, ракет, мин, патронов достаточно? – резко перевел вопрос с транспорта на боеприпасы генерал.

– Да, с этим все нормально, даже с избытком завезли, – выражение лица комбрига свидетельствовало, что как раз о боеприпасах у него душа совсем не болит.

– Ну и отлично. Нам сейчас главное не повторить ошибок первой войны, когда мы какую-то дурацкую игру играли с криками ура и водружением знамен на президентских дворцах. Сколько бойцов зазря погробили. У нас такое преимущество в огневой мощи, что мы можем одним артиллерийским и минометным огнем смести почти всю эту погань, даже не вступая с ними в непосредственный контакт. Понимаешь, о чем я говорю, огнем задавить, и таким образом свести потери среди нашего личного состава к минимуму, особенно сейчас, когда дело еще не дошло до штурма крупных населенных пунктов, – командующий, поморщившись, словно от зубной боли, наклонился к уху комбрига, и, явно не желая, чтобы его услышала свита, добавил. – Моя бы воля я здесь ни одного города, ни одного села не брал бы и не зачищал. Просто огнем бы сметал и дальше шел. Но разве там на такое пойдут, командарм ткнул пальцем в небо. – Они своих солдат предпочитают класть.

После КП, генерал пошел в расположение подразделений бригады, вглядываясь в вытягивающихся по стойке «смирно» солдат, спросил у комбрига:

– Как с питанием, к продслужбе претензии есть?

– Так точно, – словно спохватился полковник. – Давно хотел этот вопрос поднять. Товарищ командующий, мы же как никак на переднем крае, боевые действия ведем. А кормить бойцов предписано так, будто мы где-то в глубоком тылу сидим. Ну, разве можно на перловке этой или овсянке, потом день целый вкалывать, окопы рыть, технику обслуживать, в карауле стоять. Пусть их в тылу скармливают, а сюда гречки побольше, тушенку не эту новую, в которой мяса нет, а старую из спецрезерва. Я знаю, на складах такая в НЗ еще с советских времен лежит. А с таким питанием… Вон, сами видете, какие у нас солдаты, почти половина с дефицитом веса. Как на «духов» посмотришь, когда в плен попадают… Их там, наверное, отборной бараниной кормят, почти у всех рожи такие отожратые. Посодействуйте, товарищ командующий, надо бы солдатиков хотя бы на передовой по-хорошему кормить, а не овсом с перловкой.

– Впервые за все время командарм улыбнулся и похвалил комбрига:

– Молодец, правильно мыслишь. Только, понимаешь, Виталий Николаевич, ты хоть каждый день своих бойцов свежей говядиной, свининой и курятиной корми, они все равно как эти духи не станут. Какой у нас там сейчас призыв? – спрашивал командарм, скривив в хитром прищуре свое округлое вроде бы типично русское лицо и в то же время совсем нерусские, слегка раскосые глаза.

– Срочники в основном восьмидесятого – восемьдесят второго годов рождения, контрактники постарше, – не понимал к чему клонит генерал комбриг и счел необходимым уточнить. – Я срочников имел в виду, уж больно дохлые, на некоторых смотреть без слез нельзя.