Полегче на поворотах (сборник)

Чейни Питер

I

– А, чтоб их черт побрал! – зло выругался заместитель начальника полиции.

– Вот именно, – согласился старший инспектор Хейзелридж.

– Этого нам только не доставало.

– Вот именно.

– Я не хотел бы отрывать вас от нормальной работы, – заместитель явно имел в виду непрерывные усилия Хейзелриджа по борьбе с черным рынком, – но ничего другого не остается. Эспинол и Харви все ещё разыскивают того маньяка из Линкольншира, Кейс в Париже. И ко всему ещё Пэннелу именно сейчас нужно было попасть в аварию.

– Полагаю,

это можно будет устроить. Пикап может пока принять мои текущие дела.

Но главное ещё не было сказано, и они оба это знали.

– Послушайте, – сказал наконец заместитель, – я хочу вначале коротко изложить вас суть, и сами увидите, короче, пока это оставим в стороне. Не хотелось бы заранее влиять на ваше мнение. Ну так вот: сегодня в одиннадцать часов утра один из партнеров юридической конторы – как же она именуется – ага, «Хорниман, Бёрли и Крейн» – открыл металлический ящик для документов. В ящике том должны были лежать бумаги, касающиеся некоего наследства. Но обнаружил он там некоего Смоллбона – Маркуса Смоллбона – в далеко зашедшей стадии разложения.

Шеф помолчал и без видимой связи добавил:

– Старший партнер этой фирмы Абель Хорниман, недавно умерший, был другом нашего шефа.

– Не он ли был председателем комиссии по реформе уголовного кодекса?

– Он. Видный член Союза юристов, и между нами говоря, о нем говорили как о кандидате на высшие посты. Известное имя среди юристов, короче, видная фигура.

– Но раз он уже умер, – осторожно начал Хейзелридж, – мне не совсем ясно, как.

– Умер почти месяц назад от грудной жабы. Болел уже давно. Думаю, можно считать, что он знал, как обстоят дела. Врач предупредил, что осталось ему недолго.

– Ага.

– При предварительном осмотре наш врач установил, – словно между прочим продолжал заместитель, – что Смоллбон умер по меньшей мере недель шесть – может быть восемь – а может быть и десять назад.

– Да, – протянул Хейзелридж, – да, понимаю.

– Абель Хорниман и Маркус Смоллбон были опекунами – единственными опекунами – огромного наследства, оставшегося после Ишабода Стокса. И из этого нам следует исходить. Это, собственно, единственная прямая связь между ними.

– А наследство – я не знаю точного юридического термина – короче, с ним все в порядке?

– Вот именно это вам и придется выяснить. Колли – это местный детектив – даст вам прочесть донесения, я договорился. Тут все не так просто, проблема в том, что бумаги, которые позволили бы это проверить, раньше находились именно в этом ящике.

– И все исчезли?

– До единой. Да им там просто места не оставалось. Не будь этот Смоллбон таким замухрышкой, едва ли поместился бы в ящик.

– Десять недель, – протянул Хейзелридж. – Странно, что так долго никто этого не заметил.

– Конечно, заметили бы, но только там весьма необычные ящики, увидите сами. С резиновым уплотнением и плотно прилегающей крышкой.

– Довольно необычно, – заметил Хейзелридж. – Кто это придумал?

– Абель Хорниман.

– Та-ак, – протянул Хейзелридж. – У него уже начинало вырисовываться простое, но неприятное дело, из которого светит

уйма работы и никакой славы. И теперь он понял, почему дело поручили ему. И хотя это было лестно, привлекательности делу не прибавляло.

Тут ему пришло в голову ещё кое-что.

– В каком помещении находился этот ящик?

– У Хорнимана-младшего – это его сын. В фирме он занял место отца.

– И, я полагаю, отцовский кабинет.

– Да. Вот первые фотографии. – Заместитель раскрыл папку. – Ящик находился в стеллаже под окном – вот, видите пустое место.

– И был заперт.

– Был. И тут кое-что не в порядке. Потерялся ключ. Так что в конце концов ящик пришлось открывать охраннику. Тот разбил замок молотком и крышка отскочила сама. Представляю, какой это был шок.

Хейзелридж прочитал несколько первых протоколов и ему явно в них что-то не понравилось. Снова просмотрел фотографии и выбрал из них жутковатый снимок, крупным планом показывавший мертвого Смоллбона, втиснутого в его жестяной гроб.

Потом снова заглянул в протокол.

– Я тут не вижу, – заметил он, – кто первым опознал труп.

– Мне кажется, Хорниман-младший.

– Судя по тому, что здесь написано, не он. Хорниман заявил, что имя Смоллбона прозвучало впервые, когда мисс Беллбейс – видимо, одна из машинисток – выбежала в коридор и стала кричать: «Это Смоллбон!» – и ещё что-то про звезды, которые говорят. Мисс Беллбейс это отрицает. Утверждает, что мистера Смоллбона никогда живого не видела, так что не могла узнать его мертвым. Одна из секретарш, мисс Корнель, говорит, что по её впечатлению это имя впервые произнес Боб Хорниман. Сержант же Коккерил утверждает, что по его мнению имя никто не называл, но перед этим столько было разговоров, что Смоллбона нигде не найти, что сам он тут же решил – покойник он и есть.

– Это звучит правдоподобно, – признал заместитель. – А почему вы придаете этому такое значение?

– Вот почему, – Хейзелридж показал на фотографию. – Взгляните, как лежит тело. Лицо прижато к груди. И к тому же я подумал, что после десяти недель его вообще вряд ли кто-нибудь смог бы уверенно опознать.

– Вы правы, в этом что-то есть. Вскрытие производил доктор Блэнд. Поговорите с ним, посмотрим, что он скажет. Между прочим, могу вас хоть чем-то успокоить. Нет никаких сомнений, что это именно Смоллбон. Очень хорошие отпечатки, и они прекрасно соответствуют десяткам оттисков, собранных у него в квартире. И на коллекции керамики он, слава Богу, оставил их предостаточно. Об этом вам расскажет Колли.

– Ладно, – сказал Хейзелридж. Фотографии и бумаги сложил аккуратной стопочкой и вернул их на стол. Потом собрался уходить.

– Еще вот что, – остановил его заместитель. – Возможно, вам потребуется помощь специалиста. Мне не нужно обращать ваше внимание на то, что тут прямо напрашивается определенное направление следствия, и что как правило оно и оправдывается. На первый взгляд все это сделать мог только один человек. И мотив, если вы его отыщете, наверняка окажется в каких-то юридических махинациях. Так вот, мы можем дать в ваше распоряжение юриста. Только скажите.