Шрифт:
========== Глава 1. Насыпное Нагорье ==========
1866 год.
Кендра Дейл, магглорожденная ученица Рейвенкло, стояла во внутреннем дворике Хогвартса и смотрела на влажные хлопья сыплющегося снега. Ей вдруг захотелось увидеть, как снежинки падали бы в бьющую струйку фонтана и таяли в ней. Но фонтан не работал, и чтобы развлечь себя, Кендра наколдовала голубые огоньки. Этому она научилась еще на первом курсе, когда зимой в башне Рейвенкло ветер дул во все щели, а согревающих заклинаний оказывалось недостаточно, и хотелось над чем-нибудь приятно-теплым подержать озябшие руки. Часто и другие девочки собирались вокруг ее огоньков. Со временем Кендра научилась ради общего веселья заставлять огоньки танцевать, складываясь в фигуры: то восьмерка, то цветок, то вензель… Лазурные вспышки так
Абраксас Нотт сегодня, проходя по коридору, обозвал Кендру «грязнокровой индианкой». Обычное дело, она давно привыкла и научилась не обращать внимания и не обижаться. Но гриффиндорец Персиваль Дамблдор, бывший там же, вдруг вспылил, опрокинул Нотта и заставил давиться слизнями. Конечно, Нотт нажалуется декану — в этом сомневаться не приходилось, — и Персиваля накажут. Жаль, не так часто за нее кто-то заступается. А если быть откровенной до конца, на первом курсе почти все относились к ней так, как Нотт. Если бы Кендра попыталась завоевать чью-то дружбу угодничеством и показной добротой, купить помощью с уроками — благо, на потоке она быстро стала одной из лучших — пожалуй, ее ждала бы незавидная роль. Но в ее жилах действительно текла индейская кровь, и от бабушки, привезенной когда-то дедом-путешественником из лесов Северной Америки, ей досталась невозмутимость и независимость человека, слитого с природой и не знающего суеты. Так что очень быстро дразнить ее всем стало скучно: она не выказывала ни малейших признаков не только обиды, но и того, что замечала существование обидчиков. Лишь самые заносчивые из слизеринцев иногда шипели ей вслед гадости — но что с ними поделать, если они настолько жалки, что не способны ни на что, кроме мелких пакостей.
Гораздо сильнее тревожило отсутствие вестей из дома: магглорожденные, увы, не имели возможности переписываться с родственниками. Между тем, когда Кендра осенью уезжала учиться, отец ее был уже на пороге разорения.
Джек Дейл был крайне деятельным человеком, но отчего-то ему ни в чем не везло: то ли излишне доверял людям, то ли не умел видеть выгоду. Чем он только не занимался: учился на юриста, потом на врача, пробовал, подобно отцу, путешествовать, поступал на военную службу, торговал сукном — и всегда терпел неудачи. Он сам шутил: «Если бы я не был таким оптимистом, пожалуй, давно пустил бы себе пулю в лоб». Кажется, он, даже зная о своей неудачливости, все равно не мог бы удовлетвориться скромным местом с небольшим, но надежным доходом. Ему хотелось прожить интересную жизнь. Увы, он совершенно не думал, насколько интересно живется его детям. Он вообще мало думал о них. Сначала о Кендре и двух ее младших братьях — Вульфрике и Брайане — заботилась мать, и Джек считал, что этого довольно. Потом, когда Кендре шел одиннадцатый год, миссис Дейл подхватила горячку и умерла. Мистер Дейл долго горевал о жене, и в основном его горе выразилось в том, что о существовании детей он почти перестал думать. Когда за Кендрой явилась профессор Марчбэнкс — самая молодая из преподавателей Хогвартса, — отец из всего разговора с ней понял только, что дочь забирают на полный пансион, и притом совершенно бесплатно. Кендра плакала ночами, боясь представить, во что в ее отсутствие превратится дом и что будет с братьями: и за ними, и за всем хозяйством в последнее время следила только она. Она даже хотела попросить профессора Марчбэнкс как-нибудь заколдовать отца, чтобы он стал серьезнее, но в последний момент постыдилась.
Боялась она не напрасно. Иногда, приезжая домой, Кендра заставала обновившуюся обстановку, братьев, играющих в дорогие игрушки — правда, образованием их отец заняться так и не удосужился — и даже прислугу. Но чаще, как правило, мистер Дейл где-то пропадал, братья шатались по Лондону в сомнительных компаниях, а дома ждали пустой буфет и пустая кубышка. В последние два года, примерно представляя, что может случиться в семье, пока она находится в Хогвартсе, Кендра нашла способ немного заработать. За умеренную плату она помогала первогодкам и отстающим — так удалось скопить немного средств, а уж обменивать деньги в Гринготтсе она давно научилась.
…Снежок, упавший к ее ногам, отвлек от воспоминаний. Кендра оглянулась:
— Орхидея… — залюбовавшись, девушка невольно протянула руку.
— Я иду, а она на лестнице валяется, — соврал Персиваль; его физиономия ярко разрумянилась, хотя на улицу, кажется, он вышел недавно. «Быстро бежал из теплиц», — поняла Кендра.
Парень немного потоптался.
— Ты поедешь на Рождество в Лондон? — пробормотал он.
— Да, к своей семье. Ты, наверное, тоже?
— Да, я поеду в Насыпное Нагорье. Деревня такая. Мы коз держим… Слушай, я вот что думал спросить. Хочешь рукавички из козьего пуха? Мать такие замечательные вяжет, такие красивые, даже кукла Блэк обзавидуется!
Кендра слегка покраснела: ей всегда становилось стыдно, когда приходилось заговаривать на подобные темы.
— У меня нет денег, чтобы заплатить за рукавички, Персиваль.
— А зачем деньги? — опешил тот. — Я же хотел просто так… Сделать подарок.
Тут Кендре снова пришлось покраснеть, но уже по другой причине.
— Прости, — пробормотала она и прижала ветку орхидеи к груди. Что ж, недаром, что бы ни говорили, она никогда не считала себя дурнушкой — напротив, чувствовала, что ее смуглое лицо, высокие скулы и угольно-черные волосы могут волновать сильнее, чем наружность белокурой куклы вроде Элладоры Блэк.
Поездка домой превзошла самые худшие опасения Кендры. Во-первых, дом, когда она приехала, оказался на замке, и похоже, что в нем не жили уже не меньше месяца. Твердя себе, что отец и братья, скорее всего, просто съехали, а ее не предупредили, потому что не знали, куда писать, девочка побежала к соседке, вдове солиситора, миссис Говардсон, с которой и прежде у семейства Дейлов были прекрасные отношения. Та встретила ее удивленным возгласом, а после обняла и залилась слезами.
— Бедное дитя… Бедняжка… Я написала бы тебе, но не знала адрес пансиона. И как это тебя не исключили, ведь теперь некому вносить плату?
— Как некому? — Кендра похолодела.
— Твой отец…. Он связался с каким-то проходимцем, а тот оказался вспыльчивого нрава и в пьяной ссоре застрелил его.
У девушки так закружилась голова, что вдова поспешно заставила ее сесть и подала стакан воды.
— А мои братья? — прошептала Кендра, борясь со слезами. — Их отвезли в приют?
— Хотели, но эти пострелята сбежали прямо из повозки. Бог знает, где они теперь.
Кендра с трудом кивнула. Отыскать Брайана и Вульфрика среди лондонских беспризорников казалось ей почти невозможным. И все-таки она попробовала. Вдова Говардсон не имела ничего против того, чтобы Кендра погостила у нее десять дней, но каждое утро Кендра бежала в полицейский участок, потом в другой, в третий, чтобы узнать что-нибудь о мальчиках, приметы которых совпадали с приметами ее братьев. Она подумывала о том, что, пожалуй, не вернется в Хогвартс после каникул: наверное, стоило послать директору письмо… Ничего этого не понадобилось. Утром в очередной участок, куда наведалась девушка, принесли трупы двух беспризорников, замерзших ночью насмерть. Вульфрика и Брайана она узнала сразу.
С помощью вдовы Говардсон Кендра похоронила братьев. Для нее тоже в некотором смысле все было кончено. Нити, связывавшие ее с миром, в котором она родилась, разом оборвались. Она возвращалась в Хогвартс, оставляя за собой пустоту.
…Персиваль Дамблдор оказался единственным, кому она смогла открыть свое горе. Он, может быть, не выразил сочувствия по всем правилам этикета, но долго смотрел на нее, ошарашено приоткрыв рот, а потом спешно стал выяснять, у кого же она будет останавливаться на каникулы и вообще на что жить. Его слова помогли девушке, уже было впавшей в апатию, собраться с силами и задуматься о будущем. И потом Персиваль почти не отходил от нее, охраняя и развлекая. Это покорило Кендру, и в 1969 году, едва окончив Хогвартс, они сыграли свадьбу. Жить стали в Насыпном Нагорье: Персиваль продолжал разводить коз, а Кендра открыла небольшую аптеку. Детей не было долго, первенец — Альбус — появился на свет лишь в 1881 году.