Полет к солнцу
Шрифт:
— Имел честь с ним говорить, — улыбнулся Альбус: Бальфорт сумел за одну встречу вызвать у него расположение.
— Надеюсь, воспользовались шансом? Он любит таких, как мы с вами, и помогает охотно.
…В Министерство Леонард, Альбус и Осборн попали через вход для посетителей: как пояснил Спенсер-Мун, вход для работников «слишком грязен». Прежде юноша уже видел колдографии коридоров Министерства и знаменитого атриума в газете, но снимки не могли, конечно, в полной мере передать особенной атмосферы этого места. Темно-зеленые своды отражались на гладкой поверхности мраморного пола, и любой шаг отдавался странным звуком — а шагов звучало тысячи каждую минуту. Статуи фонтана были величественны, но угнетали торжественностью. Этому месту мучительно
Наконец после долгих переходов и езды на ужасной подъемной машине, позаимствованной явно у магглов, Леонард распахнул какие-то двустворчатые двери и приглашающе махнул рукой. Альбус шагнул через порог и увидел огромный зал, скамейки в котором спускались амфитеатром, и на дне его, перед несколькими рядами, перед которыми стояло нечто вроде пюпитров — высокое, даже на вид жесткое кресло, с подлокотников которого свисали цепи. «Это для подсудимого, — догадался Альбус. — Здесь сидел отец, когда его…» По коже пробежали мурашки, и в голову полезла откровенная чепуха: почему-то представился Лэм, который резко сбежал бы по ступенькам — возможно, несколько раз по пути навернувшись, — забрался бы в кресло и болтал ногами, а если цепи охватили бы его запястья, в шутку гремел бы ими, воображая, что это музыка… Видение было настолько ярким, что Альбус едва смог пересилить себя и сделать еще шаг вперед. Спенсер-Мун тем временем почти добежал до своего места и оглянулся:
— Дамблдор, да что же вы? Идите вон туда, видите, где сидит ваш спутник! Сейчас придут судьи, и начнется заседание.
========== Глава 58. Позор семьи ==========
Альбус, положив подбородок на скрещенные руки, наблюдал, как судьи рассаживаются по местам. Минуло уже два месяца с тех пор, как он и Осборн Крауч первый раз присутствовали на заседании Визенгамота. Надо сказать, наблюдать за поединком защитника и обвинителя оказалось довольно любопытно, а подсудимые жалости не вызывали: один раз привели какого-то лысого очкарика с рыбьим лицом, похожего на Колдфиша: он наложил Империо на соседа-маггла, чтобы тот написал в его пользу завещание; в другой в кресле с цепями оказался краснолицый здоровяк, промышлявший грабежом. Первому дали пожизненный срок, второму — три года в Азкабане. Альбус потом долго думал на досуге: он вовсе не был уверен, что первый из преступников был опаснее второго, да и сама логика выделения Непростительных заклятий казалась ему в высшей степени странной. Можно было тысячью других способов убить человека, причинить ему невыносимую боль или заставить подчиниться — почему же, допустим, за убийство ножом могут дать лет десять, а безболезненная Авада карается пожизненным заключением?
— Это Темная магия, — без колебаний ответил ему Элфиас, когда Альбус на посиделках с друзьями предложил обсудить Непростительные. — Темнейшая магия.
— Неверно, — тут же встрял Гораций. — Темнейшая магия — это, к примеру, крестражи…
— Что? — в один голос спросили девочки.
— Такие штуки, делающие бессмертным, — небрежно пояснил Альбус. — Человек убийством разрывает душу и специальным заклинанием вкладывает ее куски в разные предметы. Механизм разрыва, правда, мне
— А мне непонятно, как вы можете говорить об этом так спокойно! — вспылил Финеас, но Альбус уже привык не обращать на него внимания.
— Но ведь и так понятно, что это отвратительно, — вмешался Лэм. — Что толку, если Альбус еще раз об этом скажет. И да, пожалуй, это хуже Авады. Аваду, к примеру, можно выпустить, обороняясь или вспылив… Ну, бывают жестокие люди. А для крестража, получается, человек убивает другого, чтобы не умирать самому? Конечно, это хуже. А что, наказывают за это мягче?
Гораций фыркнул.
— За крестраж как таковой не наказывают вообще. Слишком редки были случаи, прецедента не создалось.
— Но если создание крестража предполагает умышленное убийство, накажут именно за него, — задумчиво сказала Айла. — И если это будет Авада…
— Мы опять пришли к тому же самому! — воскликнул Альбус. — Почему за нее накажут строже, чем за остальное?
— Может, все дело в желании отнять жизнь? — предположила Викки. — Без этого Авада ведь не сработает.
— Но это желание можно испытывать, и когда применяешь Диффиндо, — Альбус пожал плечами. — Ну хорошо, а Империо? Почему за него непременно пожизненный срок?
— Потому что оно превращает человека в раба… — предположил Финеас, но Элфиас оборвал его:
— Эльфов в рабов превращать можно, а человека — нельзя?
Разговор перешел на то, как именно волшебникам в свое время удалось закабалить эльфов и правильно ли жить чужим трудом. Финеас на сей раз высказывался куда осторожнее, чем в случае с маггловскими детьми, зато Элфиас возмущался, что волшебники при собственных возможностях еще используют рабов.
— Это возмутительно, — добавляла Айла. — Но если эльфов освободить сразу, лучше никому не станет — они просто не найдут своего места в мире. Сначала нужно подготовить почву. Хотя, конечно, следует уже сейчас убийство эльфа или издевательство над ним сделать преступлением. Он разумное существо.
— Айли, ты сама знаешь: чистокровный джентльмен может наказать Круциатусом жену или ребенка, и ему ничего за это не будет, — вздыхала Викки.
Альбус, слушая их, думал не о домашних тиранах и не о положении эльфов: он вдруг осознал, что если в новом обществе, которое он собирается строить, основой станет иерархия, то вышестоящие — то есть волшебники — могут позволить себе весьма скверные вещи в отношении магглов. «Никакого рабства. Магглам придется подчиняться по необходимости, когда речь будет идти о благе для них же, а они воспротивятся. Но ни один волшебник не должен будет и подумать о том, чтобы издеваться над магглом по своей прихоти или заставлять его работать на себя. Чем выше человек стоит и чем больше одарен, тем большую ответственность должен ощущать».
…От воспоминаний об этих мыслях Альбуса отвлек Спенсер-Мун, дотронувшийся до его плеча.
— Подпишите. Сегодня будет закрытый процесс. Это расписка о неразглашении вами тайны.
— Да? — Альбус поднял немного осоловелые глаза. — А в чем дело?
— Процесс о Темной магии. Сначала вас, как наблюдателей, вообще не хотели пускать, потом решили, что вам это будет полезно. В назидание, скажем так.
— Ну так и Империо — Темная магия, — Альбус протер очки и расписался на пергаменте, который протягивал Леонард. Тот усмехнулся.
— Здесь особый случай!
Длинное лицо Осборна сильнее вытянулось, хотя сложно сказать, выражало оно презрение или любопытство. Альбус встряхнулся: двери распахнулись, и в зал стали входить судьи. Едва они расселись по местам, по залу разлился холод. Альбус за два заседания успел примириться с тем, что обвиняемых приводят дементоры — отвратительные существа, похожие на скелеты в плащах, — но все же каждый раз ему больших усилий стоило заставлять себя не прокручивать в голове каждый момент своей жизни, когда он оказывался в чем-то виноватым (такие моменты он ненавидел больше всего). К счастью, дементоры появились только на минуту: введя обвиняемого, они тут же исчезли.