Полет лебедя
Шрифт:
Но в результате столь усердной работы мозга на бумагу легли всего лишь четыре строки.
О, пара темных глаз, что смотрит на меня; Мой мир, мой дом, восторг и наслаждение. И тот покой, что вы даруете любя, Из памяти не унесет забвение.Никто не видел этих строк. Они хранились в его сердце и его кармане.
Этим днем, который, как решил для себя Ханс, будет последним в этом доме, он сидел, глядя на огонь, охваченный меланхолией. У его ног сопел Принц, а на коленях лежала раскрытая книга. Но рука, опущенная в карман, поглаживала кусочек бумаги, хранящий его поэму. Должен ли он показать ее Элси? Если он сделает это, что она скажет?
— О чем ты думаешь, Ханс Кристиан? — с мягкой настойчивостью поинтересовалась Элси.
Он резко выпрямился в кресле.
— Что… Прошу прощения. Я не слышал, как ты вошла.
Элси улыбнулась и приблизилась к огню, снимая перчатки и шляпу. Ее щеки, мокрые от дождя, покрывал румянец, а волосы на лбу лежали мелкими кудряшками. Сегодня она надела черные башмачки, но даже этот мрачный цвет не мешал ее ножкам оставаться хорошенькими.
— Я ходила на рынок с тетей Гаррет. Я учусь, как торговаться за морковь и кабачки! Однажды я стану прекрасной домохозяйкой. Тетя Гаррет очень щепетильна в этих вопросах.
Элсбет вздохнула так, словно ноша домашнего хозяйства уже легла на ее плечи, но глаза девочки остались веселыми.
Настало время. Ханс встал и оперся о камин. Он сделал глубокий вздох, но Элси не дала ему сказать.
— Кабачки такая скука, не правда ли? Надеюсь, мне никогда не придется покупать их самой.
И она с наигранной раздражительностью пнула Принца.
Рот Ханса Кристиана медленно закрылся. Что он мог предложить ей? Стать той, кто будет покупать для него кабачки всю оставшуюся жизнь? Какое ужасное будущее!
— Знаешь, пока мы шли на рынок и обратно, я смотрела на небо и искала хоть один просвет. Но ничего не нашла. Ты, наверное, думаешь, что Ютландия очень печальное место.
Ее карие глаза смотрели прямо в глаза Ханса Кристиана. Затем Элси внезапно их закрыла, и взгляд Андерсена упал на чудесные длинные ресницы девочки.
Вот теперь он должен сказать ей все.
— О, нет… Мне нравится туман… Солнце, это, конечно, хорошо, но и в тумане есть свое очарование.
Ханс Кристиан умолк. Она не поймет его поэмы и его мысли о маленьких красных башмачках, которые все время плясали в голове по мере того, как история только формировалась. Или даже его желание бросить писательскую карьеру и стать священником, что позволит ему содержать жену в более комфортабельных условиях. Он не мог ничего этого объяснить ей. Андерсен склонил голову к руке, лежащей на полке камина.
— Ханс Кристиан, ты болен? Ты слишком много времени проводишь в доме! — воскликнула Элси. — Пойдем немного погуляем и вернемся назад.
— Нет, — резко выкрикнул Ханс, но затем снизил звук своего голоса. — Нет, спасибо. Ты должна извинить меня. Я думаю, мне действительно скучно. Но я должен завтра уехать. Вот что я хотел тебе сказать.
Глаза Элси оказались на мокром месте.
— Только не завтра! Ты же еще не видел Ютландии.
— Я знаю, — с отчаянием в голосе согласился Ханс Кристиан. — Но дождливая погода не идет мне на пользу. Мои кости все время болят. Мне нужно на солнце. Когда-нибудь потом я вернусь и посмотрю на цыган.
— Но ты же можешь остаться еще на одну неделю! — умоляла Элси. Она была искренна. Присутствие поэта забавляло ее. — Погода прояснится. Все будет таким зеленым и красивым после дождя. Пожалуйста!
Девочка положила руку на его плечо. Ханса Кристиана охватило уныние. Как он мог отказать этому милому созданию. И в то же время он не мог оставаться еще на неделю под одной с ней крышей, не получив нервного срыва. Как, черт возьми, ему выйти из этой ситуации.
Как раз в этот момент появилась тетя Гаррет.
— Ханс Кристиан, я куда-то положила свой синий клубок. Вы его не видели? Бог мой, да что с вами обоими такое? Вы выглядите как ягнята, идущие на бойню.
— Тетя Гаррет, он уезжает! Завтра! — воскликнула Элси. Ее голос дрожал. — А ведь он обещал, что разрешит мне показать ему цыган.
Тетя кивнула. Она ожидала внезапного отъезда. Если кто-то что-то задумал, нужно было делать это сразу.
— Правильно, Ханс Кристиан. Мы были бы рады, если бы ты задержался еще на неделю, но ты должен делать то, что считаешь нужным.
При этих словах незамужней пожилой дамы глаза Ханса засияли.
— Вы поняли меня, фрекен Симонсен. Мне уже пора возвращаться домой. И я хотел бы повидать свою мать перед отъездом в Копенгаген.
Вдруг Ханс внезапно понял, что очень соскучился по Анне-Марии. Эта идея только сейчас пришла к нему.
— Конечно же, — сказала тетя Гаррет. — Я прослежу за тем, чтобы подготовить тебе хороший ланч в дорогу…
— Но, тетя, мы никогда не увидим его снова! — ныла Элси.
— Тс-с. Конечно же увидим. Разве ты забыла, что мы в октябре сами собираемся в Копенгаген навестить кузину.
— Я забыла об этом! — воскликнула Элси, и на ее лице вновь появилась улыбка. Тогда мы увидим тебя, Ханс Кристиан. Может быть, ты сможешь пойти с нами в театр.
— Об этом можно договориться позднее, — серьезным тоном произнесла тетя. Какая откровенность! Неужели Элси хочет, чтобы молодой человек подумал, что она бегает за ним.
— Октябрь. Отлично. Я буду рад увидеть вас, — сказал Ханс. — Если вы удостоите меня несколькими строчками, фрекен Симонсен, то я смогу встретить вас на пристани.
— Посмотрим. Поднимайтесь и собирайте свои вещи, Ханс Кристиан. А я займусь вашим ланчем, пока еще не стемнело.
И энергичная дама направилась на кухню.
Молодой человек, довольный столь неожиданным избавлением от неприятного разговора, побежал наверх. Его радовала перспектива вновь увидеть Оденсе. Теперь-то уж ему окажут хороший прием его односельчане. А осенью, когда Элси приедет в Копенгаген, он покажет ей свою поэму. Ханс с любовью достал ее из кармана. Возможно, когда он станет священником, у него будет не так много времени на стихи. Одинокая боль подступала к горлу. Жертва будет огромной, но Элси стоила этого,