Полет лебедя
Шрифт:
От других дам донеслись одобрительные голоса.
— Я не понимаю, как вам это удалось! — воскликнула дама в сливовом платье, лицо которой уже стало такого же цвета. Ханс Кристиан уже был готов начать расписывать свои творческие моменты, когда был грубо прерван голосом, раздавшимся откуда-то из угла.
— Чепуха! — воскликнула женщина, разодетая в гору пурпура, которая до этого момента молчала.
Все зашептались. Раздался шелест падающих на пол лорнетов.
— Ерунда, чушь! — продолжала дама, поднимаясь на ноги. — Бога ради, молодой человек, вы считаете себя поэтом, потому что можете рифмовать строки! Это может превратиться в навязчивую идею. И что нам тогда делать?
Она как ураган набросилась на бедного Ханса Кристиана, который в этот момент был похож на побитую собаку. Он сделал шаг назад в сторону Гетти, но тирада еще не была закончена.
— Что будет, если я вдруг решу, что я императрица Бразилии, и буду ходить и говорить об этом всем вокруг! Разве это не будет глупой мыслью? То же самое с вашей верой в то, что вы поэт! Доброй ночи!
С этими словами она повернулась и направилась прочь из комнаты, словно фрегат на всех парусах.
Минуту стояло удивленное молчание. Затем раздался голос дамы в сливовом платье:
— Какой ужасный способ обращаться с поэтом. Никогда в своей жизни я не слышала подобных вещей.
Все сразу же начали повторять тот же самый сантимент. Но Генриетту и Шарлотту в данный момент заботило только состояние Ханса. «Он начнет плакать, — подумала Гетти. — Что мне тогда делать?» Шарлотта сжала его руку.
— Послушайте меня, Ханс Кристиан, — искренне произнесла она. — Всегда будут люди, которым будет наплевать на вашу поэзию. Вы не должны рассчитывать произвести впечатление на всех. Так всегда говорит мой отец.
— Конечно, — подхватила Генриетта, — но ты должен писать для тех, кому она нравится, и никогда не думать о тех, кому нет.
— Очень разумно, моя дорогая, — одобрила ее слова дама в зеленом атласном платье.
— А если герр Эленшлегер считает тебя поэтом, какое тебе дело до остальных? — продолжила Гетти.
— Генриетта, он что, действительно так сказал? — потребовала леди в белом.
Генриетта кивнула. Но ее глаза были прикованы к лицу Ханса Кристиана. К нему возвращался свет разума и потихоньку спадала краснота.
— Мнение моего отца намного важнее, чем чье-либо еще, — произнесла Шарлотта немного надменно. Но она не имела в виду ничего дурного. Она только хотела взбодрить юношу. — Он поздравил Андерсена и похвалил за его поэму, именно эту самую. А мой отец не может ошибаться!
Так, значит, Эленшлегер похвалил его! Добрые дамы почувствовали прилив воодушевления. Они не ошибались, когда поддержали его поэму. Даже Ханс Кристиан улыбнулся и заговорил:
— Возможно, что дама просто позавидовала. Может быть, у нее есть сын, которого она хотела бы видеть поэтом, а он может стать только плотником!
Компания с облегчением рассмеялась. Кризис прошел. Они все были очень горды собой. Завтра они смогут рассказать своим менее везучим друзьям, что вчера вечером в доме адмирала они слушали поэму Андерсена и одобрили ее еще до того, как юношу похвалил Эленшлегер. Все замахали веерами.
Шарлотта, Гетти и Ханс направились в гостиную. Сегодня у него была последняя возможность насладиться полноценным ужином. Сегодня вечером он не будет думать о старом Мейслинге. Он будет есть, пить черный кофе и веселиться так, как может веселиться молодой восходящий поэт.
— Ах ты, умный маленький ткач! Ты учишь меня упорству! Когда рвется твоя паутина, ты опять начинаешь с самого начала и заканчиваешь ее! Если она снова порвется, ты радостно опять берешься за дело. Так нужно поступать всегда, тогда твои усилия будут вознаграждены!
«Сказка ветра»
Ханс Кристиан Андерсен отложил в сторону перо и пониже опустился в своем кресле так, чтобы его голова могла отдохнуть. Он смотрел на маленькое квадратное окошко в крыше своей мансарды. По нему стучали капли дождя, не давая проникнуть внутрь даже крохотному лучику дневного света. Весь день он писал при слабом свете маленькой свечи. Но это не имело для него значения. Теперь ничто не могло поколебать его уверенности. Он переехал в эту мансарду два года назад, так как герр Коллин решил, что в Хельсингере с герром Мейслингом он уже не добьется большего прогресса. Наставником Ханса в латыни стал младший сын Коллина, Эдвард. Для всех них это был тяжелый труд, но он был вознагражден. Ханс Кристиан сдал университетские экзамены с самыми высшими результатами.
Теперь он собирался сделать себе имя! Его друзья, с которыми он обедал все следующие дни недели, добрые благодетели, которые помогали ему не только словом, но и делом, все, все они теперь будут вознаграждены. Они поймут, что нашли правильное применение своим силам и деньгам. Андерсен написал книгу!
Улыбка коснулась его губ, и он заерзал в кресле. Острая боль жгла его между лопаток, но он не обратил на нее никакого внимания. Ничего не волновало Ханса Кристиана в эти дни, проведенные в маленькой мансарде среди самого большого счастья в его жизни. Он протянул свою длинную руку, затушил свечу и взял законченный труд.
— «Путешествие пешком на Амагер», — вслух громко прочитал он. Эти слова показались ему прекрасной музыкой. Странно, что никому до него не приходило в голову написать об этом маленьком острове Амагер. С городом его соединял небольшой мостик, и он всегда считался загородным садом Копенгагена. На протяжении двух с половиной миль раскинулись грядки с морковкой, тыквами, кабачками, а так же дома фермеров. Это был райский уголок для пера поэта. Но критикам мог не понравиться его дебют. Маленькая морщинка залегла между бровями Ханса Кристиана, но его мрачные мысли были прерваны стуком в дверь.
— Входите, — сказал Ханс, не вставая с кресла.
Но как только в дверях появился изыскано одетый молодой человек примерно его возраста, Ханс вскочил ему навстречу.
— Эдвард! Я не ждал тебя. Тебе совсем не обязательно было приходить в такой ливень.
Юный Коллин снял с себя мокрый плащ.
— Я предпочел прогулку под дождем. Ну что, ты закончил?
Ханс Кристиан понял без лишних слов, что имел в виду его собеседник.
— Как раз когда ты поднимался по лестнице! — воскликнул Ханс, вешая мокрый плащ товарища на кровать и беря рукопись со стола. — Вот прочти последнюю страницу.