Полет лебедя
Шрифт:
— Питер, пора задуть свечи, — предложила мадам Вульф, откладывая ложку. Ужин был окончен. Но в семейный обычай входило еще долгое приятное сидение за столом под разговоры и чашечку черного крепкого кофе.
Питер поднялся, чтобы выполнить желание матери, но тут впервые вмешался Ханс Кристиан.
— Подожди, я могу сделать это, не вставая с места! — воскликнул он и перекинул свои длинные руки через весь стол. Пш, пш, пш, — пробежали его тонкие пальцы по фитилям. Нужно было обладать определенным мастерством, чтобы не обжечься. Но у Ханса был хороший опыт. Он ведь провел не один час на темных чердаках с огарками свечей, чей свет необходимо было спрятать в нужный момент. И в этом он стал мастером.
Семья засмеялась и зааплодировала.
— Тебе нужно стать нашим официальным тушителем свечей! — воскликнул Питер, и все остальные согласились с ним с бурным энтузиазмом.
— Когда у тебя будут каникулы, приезжай к нам, — решила мадам Вульф своим материнским сердцем. — Мы будем с нетерпением ждать тебя за нашим столом.
Хансу Кристиану хотелось вскочить и поцеловать ее. Но он не мог произнести ни слова, заморгал и еле заметно улыбнулся. Генриетта стала рассказывать о своих цветах. Она была преданным садоводом. Мальчики вступили в дискуссию с адмиралом о кораблях. Через полчаса, когда они вышли из-за стола, переполнявшие душу Ханса эмоции уже готовы были выплеснуться через край, что было обычным делом в эти дни.
Все приступили к своим обыденным делам. Адмирал вернулся в кабинет, чтобы еще часок поработать. Мадам Вульф села к окну и взяла в руки шитье. Ханс Кристиан даже не понял, как вместе с Гетти оказался в ее саду. Они рассматривали розы под пристальным взглядом дамы из окна.
В этот вечерний час в саду было особенно великолепно. Солнце уже село, но роса еще не выпала, поэтому розы все так же благоухали своим сладким, теплым ароматом.
— Ты когда-нибудь видела эльфов, которые живут в розах? — спросил Ханс.
Генриетта рассмеялась, и мальчику показалось, что цветы в саду начали танцевать.
— Ты ведь не веришь в это на самом деле!
— Но это правда! — уверил ее Ханс. — Я сам видел многих эльфов. Я брал у матери фартук, натягивал его как тент над кустами крыжовника и часами лежал в его тени.
— И ты видел эльфов? — наполовину серьезно поинтересовалась Гетти.
— Да. Но самые прекрасные из них обычно жили в цветочном горшке на коньке крыши нашего старого дома, в котором мы жили прежде, чем переехали на улицу Монастырской мельницы.
Ханс сел на скамейку и обхватил руками одно колено.
— Я проводил там целые дни, беседуя с цветами. Однажды я напишу о них историю.
— Должно быть, это так прекрасно — сочинять истории прямо из головы! — воскликнула Генриетта, присаживаясь на другой конец короткой скамейки.
Мадам Вульф оторвала взгляд от своего шитья и улыбнулась. Как хорошо, что у Гетти появился новый интерес! А этот мальчик, он ведь такой странный. Ничего страшного не произойдет, если они будут дружить. Гетти просто жалеет его, вот и все.
— У тебя должно быть удивительное воображение! — сказала Гетти.
— Да, — подтвердил Ханс без единого намека на хвастовство. — Идеи сыплются из моей головы, как песок из песочных часов. Бог наградил меня великолепным даром. Моя старая бабушка часто мне это говорила. И это действительно так. Поэтому я должен сделать все возможное и перенести мои фантазии на бумагу, чтобы все могли прочитать их.
— Так же, как в «Альфсоле»? — спросила Генриетта, складывая руки на груди.
— Да. Но мне кажется, что я намного лучше выразил свои мысли в пьесе, которую я написал давным-давно. Она называется «Абор и Эльвира». Это была великолепная трагедия. В ней все умерли.
Генриетта вздохнула.
— Все, все?
— Да. Именно это и делает пьесу хорошей. Отец и мать умерли от старости, девушка — от разбитого сердца, а старый отшельник и его сын убили друг друга из-за любви к Эльвире. Она была танцовщицей. Кстати, Эльвира у меня с собой в кармане.
Он начал шарить по карманам нового пиджака.
— Вот она!
— Ты сам ее сделал! — воскликнула Генриетта, беря в руки бумажную куклу. Кукла была маленькой и изящной. Воздушная белая юбочка охватывала талию тонкой фигурки, а со спины спадала яркая лента. Она все еще неплохо выглядела, несмотря на долгое пребывание в карманах Ханса Кристиана по соседству с новым платком.
— Конечно, это я ее сделал. — Мальчик отвернулся. — Моя мать хотела, чтобы я стал портным, потому что ей нравилось, как я шью. Но это было бы для меня пустой тратой времени. Я был рожден для более важных вещей.
Гетти, держа куклу, с восхищением посмотрела на Ханса Кристиана. Никогда в своей жизни она не встречала такую удивительную личность. Она не понимала, почему люди считали его безобразным. Несмотря на его огромный нос и маленькие глазки, выражение его лица было настолько прекрасным, что она считала его красивым.
Ханс обхватил руками оба колена и разглядывал розы. Он видел то, чего не могла заметить Генриетта.
— Моя старая бабушка гордилась бы мной, узнав, чего я смог добиться, несмотря на трудные времена. Я начал свой подъем. Однажды я достигну солнца и уже не смогу взлететь выше! И тогда никто не вспомнит, что когда-то я был бедным оборванцем. Я стану самым великим человеком в Дании!
С этими словами он поднялся со скамейки.
— Не беда появиться на свет в утином гнезде, если ты вылупился из лебединого яйца.
Генриетта подняла голову и сконцентрировала взгляд своих огромных синих глаз на сияющем лице Ханса Кристиана. Ее рука невольно смяла бумажную ножку балерины.
— Жизнь похожа на сказку. Кому-то приходится преодолевать много препятствий, прежде чем удастся дойти до конца. Я свои испытания выдержал. С сегодняшнего дня мой путь будет легким и светлым.
— И у твоей сказки будет счастливый конец! — уверенно добавила Генриетта.
Ханс Кристиан рассмеялся.
— Конечно же! У всех хороших сказок счастливый конец.