Полет миражей

Александрова Дилара

— Не совсем… вернее, совсем нет.

— Если это то, о чем я думаю, то отвечу, что не происходит.

— Странно… Когда прикасаешься к Марсу, она так остро чувствуется.

— Тогда это точно то, о чем я подумал.

— Марс только посредник.

— Не удивлен, что ты это понимаешь.

— Мне кажется, что я совсем ничего не понимаю.

— Знаешь, Медея, — вздохнул Анноэф, — Такие как мы до смерти будем вынуждены ходить между небом и землей. Обычно в этом случае смерть наступает гораздо быстрей, чем хотелось бы…

— Вы меня пугаете.

— Просто хочу сказать, что лучше сделать выбор. И чем раньше, тем

лучше.

— А вы свой сделали?

— Я выбрал землю.

— И перестали чувствовать бесконечность?

— Ее нельзя перестать чувствовать, какой бы выбор ты не сделал. Скользящие всего лишь люди, а бесконечность… она гораздо сильнее нас, как бы мы не старались от нее убежать. Не просто так она нас выбирает, и уж точно не просто так отпустит.

— Мне было лет семь, или восемь… Когда все началось. Я тогда очень испугалась… Сердце так билось…

— И казалось, если еще раз на нее взглянешь, то сойдешь с ума.

— Врачи говорили, просто взросление. И такое бывает.

— Бывает.

— Я думала, так у всех.

— Не у всех.

Пауза. Медея поджала высохшую и потрескавшуюся нижнюю губу. Оторвала вновь застывший взгляд от знакомой точки в стене и прикрыла глаза.

— А она отпустит? — еще тише, с надеждой спросила она.

— Нет, — честно ответил Анноэф без тени эмоций в голосе.

— Я… я…

— Не нужно делать вид, что ее не существует, — строго сказал временник, — И тем более, не нужно ее бяться.

— Но как не бояться? — в голосе Медеи проскользнули нотки отчаянья.

— Я научу. Бесконечность не так жестока, как ты думаешь.

— Но когда она приходит, становится очень страшно.

— Ты трусиха?

— Нет… Не трусиха… Если только немножко…

С трудом перевернувшись на правое бедро, Медея оказавшись лицом к лицу с собеседником. Стали заметны небольшие точки на ее лице и руках, отмечающие маста изначальной дислокации введенных внутрь наноботов. Двигаться было все еще тяжело, но никакой боли уже не ощущалось.

— Кстати, — тихо произнес Анноэф, — Тому дубу меньше трехсот. Ему ровно двести семьдесят четыре года.

Полумрак помещения не помешал двум взглядам встретиться. Взглядам, в которых вечность навсегда оставила свою метку. Медея смотрела широко раскрытыми, отчаянно бирюзовыми глазами на сидящего напротив мужчину. Легкая улыбка скользнула по бледному, почти детскому лицу.

Вышедший из палаты Анноэф чуть не сбил с ног Фальха, буквально перерезавшему ему путь. Временник, все еще пребывающий в своих мыслях, не сразу заметил вопрошающий взгляд ученого.

— Ну, что? — с нетерпением спросил Фальх, волнение которого удивляло не меньше, чем то, что он прибыл в больницу без охраны.

— Все будет, Фальх, — широко улыбнувшись, сказал утвердительным тоном Анноэф, — И даже больше, чем ты думаешь.

Глава 26. Путь в пустоту

Поселение «Пентреф» являлось одним из многочисленных мест, которых так же называли муравейниками. Такое прозвище было выбрано не случайно. Невысокие гладкие дома возвышались над землей, отражая солнце зеркальной поверхностью. Закрытые наглухо, без балконов, внешних парящих капсул и, зачастую, даже прозрачных окон. Многоэтажки становились похожи на закругленные сверху пули, стремящиеся порвать небо. Таковых, по обыкновению, насчитывалось всего несколько штук, ибо население муравейников никогда не превышало тысячу человек. Высокая концентрация Жнецов могла нанести вред другим жителям, хоть те и имели, в большинстве своем, сопротивляемость. Собранные в кучу и расположенные вплотную друг к другу, дома огораживались по периметру прозрачной энергетической стеной. За ней находились различные хозяйственные постройки и гаражи, разбросанные вокруг на сотни метров.

Правительство иногда финансировало постройки подобных населенных пунктов по стандартному проекту, но чаще всего Жнецам приходилось доводить их до ума своими силами. На то имелись веские причины, ибо в муравейниках, в частности и в «Пентрефе» жили, в основном, семейные. Повышенные меры предосторожности призваны были оградить членов семьи Жнецов от нападений. За столетия противостояния их с Тенями последние вынесли для себя одно полезное знание: если нельзя победить врага напрямую — отними у него то, что ему дорого больше всего. Так начиналась охота на родственников: жен, родителей, детей. И те Жнецы, что выбирали не Олимп, вынуждены были селиться в подобных местах, чтобы всегда держать в поле зрения не только свою семью, но и семьи других соратников, находящихся в это время на работе. Последняя, по большому счету, заключалась в том, чтобы проявлять тварей на каких-нибудь на задрипанных аренах, ибо ходить на жатвы становилось слишком опасно. Лишнее внимание никому еще не сослужило хорошую службу, а сам факт того что ты — Жнец, был потенциально опасен сам по себе. Поэтому приходилось вкалывать за небольшую плату, сидеть тихо и не высовываться.

Морган заглушил байк, остановившись в нескольких десятках метров от ближайшего мелкого здания. По внешнему виду было трудно определить, для чего оно предназначалось. Аккуратный каменный короб, скошенная крыша которого плавно стекала вниз, образуя нечто вроде гладкой горки. Мужчина оглянулся вокруг. Вдалеке виднелись закругленные верхушки домов, отражавшие солнечные блики. Без видимых окон и чего-либо, за что мог уцепиться глаз. После хаотично рассыпанных построек в том месте, где жил сам Морган, виды казались совсем непривычными.

В этой части планеты весна в долгие шесть месяцев уже заканчивалась, и на плодородной, только что оттаевшей почве уже пестрела толстая шапка травы. Желтый океан одуванчиков плотным непрерывным потоком тянулись до самых ворот с энергетическим щитом, плавно огибая вокруг все встречаемые по пути препятствия. Кое-где основательно примятые, а кое-где и вовсе стоптанные, они разделялись, разве что, прямыми линиями дорожек между постройками. Веселое поле беспечных желтых солнц упиралось в небольшую рощицу орешника, полностью закрывающего обзор справа.

Где-то недалеко, по всей видимости, находилось озеро или какая-нибудь речушка, ибо вместе с бодрящим весенним ветром доносился и приятный запах отдохнувшего за зиму водоема. Несмотря на то, что температура воздуха стояла около пятнадцати градусов, из-за постоянного потока воздуха, к слову, в этой местности практически никогда не прекращающегося, ощущалось все десять. Морган поежился, закутавшись поплотней в куртку. После жаркой пустыни такой перепад воспринимался малоприятно. К тому же, сильный ветер периодически нагонял тучи, полностью скрывающие солнце.