Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод)
Шрифт:
Полная луна взошла уже после полуночи. В костры подбросили свежих дров, забили барабаны, раздались песнопения. До этой минуты ни один человек не смел взять ни единого зернышка из нового урожая. Восход луны возвещал начало священного танца чавала в честь сбора первых плодов, когда весь народ матабеле предавался безудержному веселью.
На следующее утро полки воинов выстроились перед королем, и мощная колонна ступила на обширную арену загона для скота, огороженного частоколом. Земля тряслась от топота босых пяток, двадцать пять тысяч крепких, хорошо вымуштрованных воинов
— Байете! — приветствовали они короля.
— Байете! — снова ударили пятки.
— Байете! — раздалось в третий раз, и танец начался. Ступая след в след, покачиваясь и распевая, шеренги воинов приближались к тронному креслу Мзиликази. Сложные фигуры исполнялись одновременно и так слаженно, словно полки были единым живым существом. Шиты, похожие на чешую гигантской рептилии, скрещивались и вращались, пыль клубами взвивалась кверху, и танцующие появлялись из нее, как привидения. Вокруг их ног мелькали юбки из хвостов циветты, из шкур обезьян, лис и леопардов, и казалось, будто воины оторвались от земли и парят на облаке пыли в мягких волнах мехов.
Из рядов танцующих выскакивали лучшие бойцы, герои каждого полка, выкрикивали «Гийя!» и совершали невероятные прыжки, яростно пронзая копьем воздух. Под жарким солнцем с блестящих черных тел брызгал пот.
Волна всеобщего возбуждения охватила и короля: он один за другим осушал подносимые служанками горшки с пивом, глаза его вылезли на лоб. Не в силах больше сдерживаться, Мзиликази с трудом поднялся с кресла и заковылял на опухших, изуродованных ногах. Воины расступились, освобождая место для повелителя.
— Мой отец — лучший танцор в стране матабеле, — гордо произнес Ганданг, сидевший на корточках возле Зуги.
Старый король попытался подпрыгнуть, но не сумел оторваться от земли. Он шаркал ногами, хватал руками воздух и тряс церемониальным копьем.
— Так я убил Баренда из племени гриква, и так погибли его сыновья!
Народ взревел.
— Слон танцует, и земля трясется!
Под топот десяти тысяч босых ног король описывал круги в жалкой пародии на воинственные танцы героев.
— Так я отверг тирана Чаку и так отрезал перья с головы его гонцов! — визжал Мзиликази.
— Байете! — гремела толпа. — Отец всего мира!
Король, изнемогая, рухнул в пыль. Ганданг и двое других сыновей подбежали к нему.
Они осторожно подняли отца и отнесли обратно в кресло. Лобенгула, старший сын, подал горшок с пивом. Напиток заливал подбородок, стекая на тяжко вздымавшуюся грудь старика.
— Пускай народ танцует, — выдохнул король.
Ганданг вернулся к Зуге и сел рядом на корточки.
— Отец очень любит танцы, почти так же, как войну, — пояснил он.
Вперед выступили девушки, ряд за рядом, сверкая темной кожей в ярких лучах полуденного солнца. Крохотные бисерные фартучки едва прикрывали темные треугольники внизу живота. Зазвенели чистые нежные голоса, исполняя священную песнь.
Мзиликази снова встал с кресла и двинулся вперед. Проходя перед рядами, он взметнул к небесам ритуальное копье, дирижируя пением, и принялся приплясывать, пока сыновья не вернули его на тронное кресло.
К ночи майор устал до изнеможения. Высокий галстук парадного мундира натер шею, пот выступил на плотной алой материи темными пятнами. От пыли и солнечного света глаза налились кровью, голова болела от рокота барабанов и гула голосов, от пива пересохло во рту. Ноги и спина отчаянно ныли от непривычного сидения на корточках, а король все еще танцевал на изуродованных ногах, хромая и визгливо покрикивая.
На следующее утро Мзиликази снова восседал на троне, с виду нисколько не пострадавший от испытаний предыдущего дня. Когда на арену выпустили священного быка чавала, сыновьям пришлось удерживать отца, чтобы он не выскочил сражаться голыми руками.
Самые сильные воины, по одному от каждого полка, разделись до набедренных повязок и ждали, присев на корточки по обе стороны королевского кресла.
Бык — глубокой черной масти без единого пятнышка, с высоким горбом и лоснящимися боками — мчался по арене, высоко задрав голову, увенчанную могучими рогами, и вздымая копытами красную пыль. Из всех королевских стад выбрали самое красивое животное. Гордо ступая, он прошелся по кругу, фыркая, наклоняя голову и цепляя кривым рогом все, что попадалось под ноги.
Король отчаянно вырывался из рук сыновей, брызгая от возбуждения слюной. Он поднял копье и, потрясая им, прокричал:
— Булала инкунзи! — Убейте быка!
Ожидавшие воины вскочили на ноги, дружно салютуя королю, выскочили на арену и рассредоточились полукругом, заученно выполняя маневр джикела, которым окружали врага.
Черный бык развернулся навстречу и резко притормозил. Тяжело мотая головой из стороны в сторону, он оценивал силы нападавших, потом выбрал того, кто шел посреди строя, и ринулся на него. Воин оставался на месте, приглашающим жестом раскинув руки. Бык наклонил голову и ударил его. Зуга ясно слышал, как хрустнула кость, но человек обхватил руками шею зверя и крепко вцепился в нее. Пытаясь освободиться, бык то нагибал голову, то высоко вскидывал, но руки держали крепко. Кольцо воинов сомкнулось вокруг огромной горбатой туши, которая почти скрылась под волной обнаженных черных тел.
Бык долго боролся, пытаясь устоять перед напором, но воины, дружно ухватившись за мощные ноги, опрокинули его. Туша с тяжелым грохотом повалилась на пыльную землю, бык громко замычал. Дюжина крепких рук ухватилась за длинные рога и, налегая на них, как на рычаг, стала выкручивать животному шею. Бык отчаянно лягал копытами воздух, мычание звучало все глуше и безнадежнее.
Король визжал от возбуждения, подпрыгивая в кресле, публика ревела, как штормовой прибой на скалистом берегу.
Огромная голова поворачивалась дюйм за дюймом, затем вдруг сопротивление прекратилось. Хрустнул позвоночник — громкий щелчок прозвучал как мушкетный выстрел, перекрывая гул толпы. Раскинутые рога резко повернулись еще на пол-оборота, ноги-столбы вытянулись в последней судороге, и содержимое бычьего кишечника хлынуло в пыль жидким зеленым потоком.