Полет валькирий
Шрифт:
— Откровенно?.. — Хид мрачнел на глазах. — Хотел бы я знать, командир, против кого мы воюем. Эта зараза… этот робот проклятый… мне кажется, его ничем не прошибешь. Он к нам прямо в мозги залезает, вот что страшно! Может, мы сейчас с вами разговариваем, а робот слушает. Да что ему стоит всю нашу команду превратить в идиотов? Не успеем деструктор приготовить, а он и шарахнет! Им этого не понять, я ведь даже Гораку не рассказывал, только вам… ну, про то, на поляне…
— А ты не драматизируешь?
— Командир! — Хид разволновался. — Ну хоть убейте, не поверю, что он будет спокойно
— Почему же больше ни у кого не было видений? Что, если Мак покопался в наших головах, их содержимое показалось ему неинтересным, и он бросил это занятие?
— Все может быть, командир. Но я бы поостерегся. Думаю, если бы тогда вместо меня на поляне был шеф, он бы…
— Что?
— Неудобно говорить про нашего Лейфа, но, может, дал бы с планеты деру. А может, сидел бы и носа на высовывал, пока научники не разберутся.
— Вот как? Ну а теперь поразмысли над ситуацией. Эрикссона видения не посещали, и он считает Мака просто взбунтовавшейся жестянкой, с которой не стоит церемониться. Приговор уже вынесен, скоро будет готов деструктор. Повлиять на шефа мы с тобой не может, все аргументы исчерпаны. Но надо же как-то спасать положение! Итак, твои действия?
— Ну… — сказал Хид после долгого молчания. — Не знаю, командир. Наше дело — выполнять приказы. Был бы я, скажем, в ранге Иджертона…
— И что же? Продолжай!
— Да что там, командир. Признайтесь, что вы уже сами об этом думали. Я бы постарался снова оказаться на той поляне, чтобы поговорить с этим… Маком.
— Поговорить? Как ты это себе представляешь?
— Да не знаю я. Просто, думаю, он снова влез бы в мою башку и понял, что дело серьезное, теперь не до голых девок. И я бы попробовал как-то передать ему, что все еще можно уладить. Пусть он выйдет на Лейфа, знамение какое-нибудь устроит, чтобы привлечь внимание.
— Но ведь ты считаешь, что Мак и без того все знает о намерениях Эрикссона? Я тебя правильно понял?
— Так-то оно так… Но одно дело, когда мы упорствуем. Он так посчитает: у меня — сила, если они — мы, то есть — сунутся, я им такое устрою! А вот если хотя бы один из нас, так сказать… с белым флагом… Зачем ему с нами возиться, если мы сами согласимся замять дело? Пусть он даже еще лучше сделает. Скажем, разрядит деструктор, когда тот будет готов. Шеф повозится, повозится, да и плюнет. А что ему останется делать? Тут я бы к нему подошел и сказал: вот видите, не получается по-вашему, сходите-ка лучше на полянку да сами с роботом потолкуйте.
— Думаешь, он согласится?
— Так ведь что еще сделаешь, если последний козырь из рук выбивают? Потолкуем малость, да и разойдемся с миром. Хватит на нашу долю других планет.
— А ты мог бы пойти сейчас?
— Я? — Хид изумленно уставился на Родриго. — Да что вы, командир! С Базы не улизнуть, это во-первых. А во-вторых… У меня же мозгов не хватит, чтобы все правильно изложить. Тут такую тонкую игру надо вести. Ляпнешь что-нибудь не то, он психанет, и всех нас поминай как звали. Вот если бы Иджертон…
Родриго поднялся.
—
Хид пристально следил за выражением его лица.
— Командир, что вы задумали? Вы что, сами хотите?..
Родриго улыбнулся и похлопал его по плечу:
— Выписывайся, Рик. И ни о чем не думай.
Он блуждал в джунглях уже минут сорок. Полян приходилось избегать: здесь его в два счета могли обнаружить с воздуха. Конечно, Родриго знал, где погибла «тарелка», но добраться до этого места нечего было и думать: отдыхая по восемь часов в сутки, ему пришлось бы идти больше месяца. Оставалось надеяться на то, что «мозговая атака» Мака не заставит себя ждать.
Пару раз ему приходилось пробираться через пространство, густо заросшее плоскими, как блюдца, грибами — белыми в зеленую крапинку. Они сочно хрустели под ногами и тут же начинали расползаться, превращаясь в белую кашицу. Родриго чертыхался: оставлять такой четкий след не годилось. Но обход грибных «владений» занял бы слишком много времени.
Кругом кишела всевозможная живность. По шляпкам грибов ловко бегали какие-то длинноногие создания, похожие на гигантских водомерок. Временами из травы высовывалась змеевидная головка на тонкой шее и тут же втягивалась обратно. Многие стволы были усеяны оранжевыми раковинами древесных улиток. Надсадно жужжа, летали насекомые устрашающего вида — этакие увеличенные шершни, только с полосками вдоль, а не поперек. Особенно досаждали Родриго целые полотнища ажурной паутины. Сами «ткачи» — блестящие черные шарики, окруженные бесчисленными ножками — тоже порядком действовали на нервы: они издавали пронзительный свист, стоило повредить их драгоценную ловчую сеть.
К счастью, по-настоящему крупная тварь встретилась ему лишь однажды. Чудовищно раздутая голова, окруженная твердым зазубренным воротником, переходила в длинное туловище, состоящее из яйцевидных сегментов около полуметра в диаметре. Исполинская «сколопендра» неторопливо огибала древесные стволы, время от времени вороша лесную подстилку жуткими серповидными челюстями. Родриго замер, сжимая рукоятку пульсатора, и невольно посмотрел под ноги. Зверюга явно охотилась не на кузнечиков, а на каких-то достаточно крупных животных — тоже, вероятно, не безоружных. Наступить на одно из них было бы крайне неосмотрительно. Самые неприятные мгновения Родриго пришлось пережить, когда «сколопендра», совершив очередной поворот, уставила на него здоровенные, как яблоки, фасеточные глаза. Но вскоре она отвернулась — очевидно, двуногие не входили в ее рацион.
Он снова продирался сквозь чащу, не выбирая направления, и только еще через полчаса решил: хватит. Родриго присел на выступающий из земли корень и предался раздумьям. Ему следовало непрерывно взывать к Маку в надежде, что тот услышит, но мозг сверлила одна-единственная мысль: «Что меня ждет по возвращении на Базу?»
Рассчитывать на снисхождение он не мог — даже если сумеет доказать, что действовал исключительно в интересах Земли. Самый блестящий результат не принимался во внимание, когда речь шла о вопиющем нарушении дисциплины.