Полежаевские мужички
Шрифт:
— Ребята, вы рано ликуете, — остановил их Митька.
— Да чего там рано? — Володька не унывал. Он, да он же, ребята, на дерево лазил! Он Полярную звезду отыскал! — Мигает мне, понимаешь, как фонарик.
— А в ковше? — переспрашивал Алик.
— Ну! В ковше.
Митька сухо кашлянул:
— Ребята, мы сейчас на сто шагов отойдем — и она уже из ковша выпадет. Ведь не по ровному полю идти — среди деревьев. Кругаля как дадим…
И куда делось веселье. Ой, с тайгой шутки плохи. Раньше времени не пляшите.
Глубже-то всех осознал ситуацию Алик:
— Так и на дерево лазили зря? И
Рисковали… Рисковал Володька, не ты. Вот теперь только общий-то риск и начнется.
— Ребята, давайте лучше сидеть на месте. — Алик, похоже, сник сразу же, как от пощечины. — А то мы забредем туда, где нас и не найдут никогда. В болото еще залезем…
Да-а, сообразительный мальчик, ничего не скажешь. В болото вляпаться не мудрено, но и на месте нельзя сидеть.
Промозглость уже оседала на землю, вытесняла прогретый воздух, и мох под ногами начал, спружинивая, пылить росой. Алик сам же и ежился от сгущающегося холода, руки совал в рукава рубашки, как в муфту. Вот ведь, укатили в лес, в чем по деревне бегали, хоть бы пиджачишко — один на троих — надернуть кому-то. По очереди бы, глядишь, грелись.
— Нет, ребята, пойдем. — Митька заскрипел тяжелой корзиной. Конечно бы, грибы можно вывалить, до грибов ли сейчас. Но ведь ребята сразу поймут, что он разуверился — и тогда никто никого слушать не будет. А надо, чтобы в лесу слушались сильного.
— Зря пойдем, зря, — протестовал Алик. — Последние калории впустую растратим… Калории надо беречь… Дольше протянем…
— Ну, твоя научная теория не для тайги, — сдерживая раздражение, сказал Митька. — На кроликах ее сначала проверь.
Он уж повернулся спиной к невидимой Полярной звезде, сказал «Пошли» — и тут-то его и осенило: Митька же не один заблудился, их трое. Вот и надо использовать метод, которым Алик с Володькой Полярную звезду зафиксировали. Один будет стоять на месте и криком подсказывать направление отправившимся вперед. Не так уж и сильно отклонишься в сторону, если спину станешь все время подворачивать на крик. Знай себе, будто локатором, голос лови и иди, иди, а потом встань как вкопанный и сам кричи, пока товарищи на тебя не выйдут, пока не переставят тебя, как вешку, на новое место.
Вот в чем спасение. А их тем более трое — тремя вешками можно точнее ориентир удержать.
Но Алик ни в какую не соглашался ходить один.
— Алик, да слышать же будем друг друга… Рядом же…
Нет и нет. После филина не стыдился и страх напоказ выставлять перед товарищами. Раньше соглашался под елкой один остаться, а теперь и с перекличкой идти ему боязно.
— Да бесполезно все! — вконец отчаялся Алик. — Не видно же ничего. Еще в овраг какой свалишься, ноги переломаешь. А то в медвежью берлогу залезешь…
— В тигриную не угоди, — подхихикнул Вовка.
Митька не поддержал его подковырки: ему хотелось уладить размолвку добром. Вот уж на что калории-то тратить нельзя, так это на ссору.
— Алик, да для пользы же дела, — уговаривал он. Аликову же терминологию и в ход пустил: тот упорствует, что бесполезно дорогу вешить, а Митька ему наперекор твердит — для пользы дела обязательно надо вешки тянуть.
Алик уже едва не куксился:
— Ребята, и с двумя вешками не ошибемся, — шел он на попятную. — А с третьей хуже, я только напутаю…
А уж чего там хуже? Двоих-то можно бы заднему по голосам в одну линию вытянуть: Володька, тебе, мол, левее… еще немножко левее, — и когда их ауканье, и Володькино и Аликово, вытянется в прямую, крикнул бы: «Стой!» — и пошел им на смену.
Но Алик заладил свое: нет и нет. Уж сказал бы впрямую, что одному оставаться — поджилки трясутся, так толмачит одно и то же: «Я напутаю, у меня, мол, слух искаженный…»
Что это еще за такой искаженный слух у людей бывает? Митька пока не слышал, что человеку кричишь на левое ухо, а ему кажется, что кричат на правое.
— А у меня вот так, — чуть не ревел Алик, — я что, виноват, раз у меня искажение слуха?
Да нет, конечно, не виноват. Только раньше не замечал никто такого дефекта, и Алик на свои уши ни разу не жаловался.
— Неужели я позориться перед вами стал бы? — наступал Алик. — Да я и сейчас-то, может, потому признался, что вопрос о жизни и смерти вашей встает… Подведу всех — меня же и обвините… Так уж лучше не рисковать…
Ох! Что и говорить, рисковый парень. Не приведись никому слышать это нытье. Конечно, можно бы применить армейское правило: не умеешь — научим, не хочешь — заставим. Но пока погодим. Впереди — еще длинный путь. Неизвестно еще, чего подсунет дорога. Лучше ссоры не заводить, сделать вид, что поверили…
— Володь, идите вдвоем, а я тут вам покричу…
Алик оживился, спросил деловито:
— И нам кричать?
— Ты можешь поберечь голосовые связки… Без тебя управимся.
И ведь только тремя вешками и успели перемениться, как Митька почувствовал: откуда-то тянет холодом. Будто на земле лежал какой-то огромный зверь и дышал на них промозглым, настоянным на приречных травах воздухом. Охо-хо… Неужели в луга выходим? Лес и в самом деле пошел под уклон. Под ногами хвойная и моховая подстилка сменилась травой, сначала редкой и мелкой, а потом уж и по колено и по пояс даже.
Митька боялся поверить себе: река? Нет, не журчит водичка, не слышно. А трава — уже по шею ему, утонуть в ней можно. Ну, утонуть не утонешь, а искупаешься, это уж точно — штаны намокли, хоть выжимай.
Эх, где наша не пропадала! Не ворочаться же назад. Митька пустил впереди себя корзину, чтобы она обивала с травы росу, и пошел напрямую. Лес остался уже позади, потянулись кусты ивняка, но и они вскоре расступились, открыв уставленный невысокими стожками сена лог.
Здесь было светлее, чем в лесу, даже можно разглядеть, как потемнели от влаги штаны, как у Вовки с левого рукава свисали лентами лоскуты рубахи. Наверное, изорвал, когда лазил на дерево, а может, по дороге за сучок зацепился.
Небо выстуженно бледнело, оросившись звездами. Где она, миленькая, Полярная?
Батюшки, да и не за спиной вовсе, а впереди по курсу. Вот это ковш Володенька отыскал… Этим бы ковшом да ему по затылку!
И Володька понял свою промашку.
— Ну, ребята… — только и выдохнул.
Вот тебе и «ну»! Не выйди в этот лог, так переставляли бы вешки до утра. Вот когда озноб-то прокатился по Митькиной спине — зубостучный, не чета тем мурашкам, какие высыпали, когда филин кричал.
Ой, Володька, проверять тебя надо, оказывается, во всем…