Полина
Шрифт:
Манага
Скруглённый в две сферы заметных узоров,
под белым иль синим, цветным потолком,
с игривой дерзинкой, без грусти и сора
мельчайший гашиш со святым молоком,
и пару опушек, что в розовой пыли,
предивный овал, что гончарно отлит,
изящные линии женственной были,
двоякую сущность от
улыбку в молчании, речи, изгибе,
и миленький мыс вдоль перчинок зениц,
уста, как филе императорской рыбы,
в тончайшем нектаре щетинки ресниц,
и в угольной мази красивые брови,
черты в полураме, в причёске-копне
вбираю всежильно, всекостно, всекровно,
когда ты лицо обращаешь ко мне…
Елене Тукаловой
Назревающий конфликт
Грядёт что-то бойкое, странное, злое,
ненужное в нашем хорошем раю…
Зачин для метели, грозы или зноя,
иль хмурое бедствие в этом краю,
преддверие бури, семейного взрыва,
начало накала стального столбца,
угроза канатного треска, разрыва,
предвкусие буйства от жеста, словца,
предвестие мути, раздора и стычки,
и срыва моральных, тактичных оков,
пыланья костра от единственной спички,
войны, недержания дури и слов,
завязка сюжета трагедии страстной,
зачаток, зародыш для войн или битв,
порожек к беде, катастрофе ужасной,
червяк, что во фрукте тропу углубит,
шатание нервов, предчувствие ссоры,
слова как довесок к секире стальной…
Но вмиг ты находишь решение спора,
вдруг пояс халата раскрыв предо мной…
Изюминки малой груди
Изюминки малой груди,
несущие мягкость и ласку,
ко мне навострили пути.
Я млею по-детски, без маски.
Лик розовой краской залит
от вида их форм, колыханий.
Вином бархатистым я сыт
в потоке живых ожиданий.
И вот она метко идёт
к моей, чуть скучающей ложе.
Приветствует алчущий рот,
а кожа касается кожи.
Садится птенцом над плечом,
о чём-то ненужно воркует,
то светит окурком-свечой,
минуты из жизни ворует.
Услужлива, в меру скромна,
то царски вольна и надменна,
то дика, глупа и срамна,
бессмысленна или бесценна…
Различна на стать и манер
нагая, в одеждах из цвета…
Но всё ж ей купюрный размер
важнее душонки поэта…
Татьяне Дерусовой
Встречные ветры
Встречные ветры. Пощёчины листьев.
И сквозняки лезут саблями в грудь.
Зубы прохожих – кусочки ирисок.
Рты выдыхают табачную муть.
Пыльные драпы и в капельках туфли.
С бирками псы, что тоскливы с весны.
С тонких сигар отщепляются угли.
Шлю*и подмёрзли, но щёки красны.
Вечер унылый, скупой и бездельный.
Гроздья витрин, что в неоне, цвету.
Вонь и галдёж из-за стен богаделен.
Окна кабачные в свете, поту.
Между подошвы и кожицы щёлка.
Мусорный шорох и брызги машин.
Бабки с цветами, капустой в кошёлках.
Дюжины мата, ухмылок, плешин.
Пьяные парочки, тройки, квартеты.
В жиже дождливой аллейные львы.
Сыт кофеином, напитком эстетов.
Стройки-скелеты костлявы, кривы.
Мир окружающий хладен, без лада.
Мне неуютно, темно без тебя.
Верно несу, как богатство, награду,
кладезь ума средь погод сентября…
Просвириной Маше
Вечерняя улочка
Пустынная улочка с плесенью липкой,
с потёртой брусчаткой и пятнами вдоль,