Полис подонков
Шрифт:
Что же предшествовало такому странному поведению и что же это за совсем недружная по отношению друг к другу семья?..
Старший участковый уполномоченный Аронов Павел Борисович прибыл в Москву более восемнадцати лет назад, где, имея за плечами уже оконченное высшее образование и службу в Российской Армии, сразу же был принят на службу в полицию. Постепенно двигаясь от должности к должности и получая надлежащее обучение, он смог добиться максимума, какой давался обыкновенному, провинциальному жителю, прибывшему покорять столицу, – звание майора и чин старшего офицера, единственной своей привилегией дающий право на бесплатные похороны и сопутствующий им памятник. Продвинуться дальше не получалось, во-первых, из-за категоричного нежелания руководства естественно, а во всех последующих, в силу других, не менее значимых, обстоятельств. Так получилось, что ему, если так можно выразиться, повезло жениться на невероятно красивой и до такой же степени распутной женщине, которая периодически устраивала своему мужу в высшей степени неприятнейшие сюрпризы, с помощью коих
Как уже сказано, женат он был на женщине необычайно легкого поведения, бывшей моложе его на целый десяток лет. Аронова Лидия Викторовна в свои тридцать три года не выглядела уже той неотразимой красоткой, какой была еще, скажем, лет эдак восемь назад, но тем не менее, обладая какой-то магнетической энергетикой, продолжала «приковывать» к себе любого, на ком только мог остановиться ее умышленный выбор. Она не выделялась высоким ростом, и даже едва ли доходила до среднего, вместе с тем лишь слегка располневшее тело продолжало сохранять прежние формы и выглядело довольно эффектно, ну, а недостаток высоты легко компенсировался неотъемлемой частью ее гардероба – высокими каблуками. В остальном же, если коснуться ее очертаний, в первую очередь можно выделить следующее: круглое, лишь чуть-чуть вытянутое книзу личико имело невероятно гладкую, светлую кожу с приданным ей слегка смуглым оттенком, достигнутым посредством посещения исключительно элитных соляриев; карие, чуть с зеленным оттенком, глазки немного косили словно у ведьмы и искрили не отпускающим с детских лет озорством и в то же время крайне продуманной хитростью, не подчеркивающей тем не менее значительного ума либо выдающегося рассудка; носик был небольшой, без малейших изъянов, и переходил в слегка пухлые, вдернутые кверху, как бы капризные губки, отличавшиеся ярким алым оттенком; чуть оттопыренные ушки удачно скрывались за длинными волосами темно-русого цвета, но вместе с тем отливающими рыжим оттенком, волнистыми от природы; одеваться она предпочитала в короткие обтягивающие платья, дающие возможность выставлять напоказ роскошные груди, с четвертым размером бюстгальтера и прямые стройные ноги. По характеру она была женщиной своенравной, не в меру амбициозной, исключительно упрямой и крайне жестокой, хотя последнюю черту умело скрывала за видимым дружелюбием.
Невзирая на недостаток смышлености, между тем обладая прирожденной тягой к авантюризму, она смогла – умело подставляя супруга в неприятные для него ситуации, нередко дающие основание полагать, что его трудовая деятельность закончится в «местах не столь отдаленных» – убедить его переписать на себя все нажитое вместе имущество, в том числе и квартиру, и с таким трудом купленную машину, оформленную, между прочим, в кредит. Но коварство жены не имело границ, и, перед тем как подписывать дарственную, она смогла склонить безмерно любящего супруга к якобы фиктивному расторжению брака, и хотя тот и не был уверен в ее полной порядочности по части любовных связей, и давно смирился с таким положением дел, но вместе с тем десять лет совместной жизни давали возможность предполагать, что их брачный союз продлится вечно, – во что Аронов до безумия самонадеянно верил! – и он необдуманно согласился.
В дальнейшем все пошло как по какому-то роковому сценарию: супруга стала часто отпрашиваться на ночь вроде бы как к подругам, когда же супруг находился на службе, делала это не ставя его в известность, нередко забирая на свои, так сказать, развлечения и их совместного двенадцатилетнего сына. Как не покажется странным, но мальчик был в курсе всех любовных интриг своей матери, однако по строгому ею указанию непоколебимо покрывал развратное поведение легкомысленной женщины. Однако и ему не было до конца известно о всех ее вероломных планах, и примерно за три месяца до описываемых событий она стала встречаться исключительно с одним мужчиной, носившим звание военного полковника и обладавшего много более устойчивым и завидным положением в обществе, нежели чем обыкновенный майор, несший службу в полиции. Лидия ревностно скрывала эту неожиданно для нее возникшую, как она считала, невероятно счастливую связь, до поры до времени стараясь всеми силами держать все это в полнейшем секрете. Но вот наконец настало то время, когда она со своим новым ухажером пошла на тайный, по большей части предательский, сговор, итогом которого стало бы то, что она любыми путями спровоцирует мужа на ссору, естественно, оставит его виноватым, заберет себе все имущество, финансы, ребенка, в дальнейшем переедет на съемную квартиру (уже заранее приготовленную любовником), поживет там в течении месяца, может быть двух, а потом как бы случайно познакомиться со своим кавалером, результатом чего они и начнут радостную совместную жизнь. Именно этот коварный план Аронова и пыталась сейчас воплотить в действительность.
– Завтра Девятое мая, – твердила она заученным заранее текстом, – и я обещала ребенку, что мы с ним поедем к одной давней знакомой, которая, даже ты это знаешь, проживает прямо на Красной площади, недалеко от места, где будут проходить торжества! Я сейчас не работаю, по твоему, кстати, согласию, и наличных денег у меня, соответственно, нет, а чтобы как следует отдохнуть и вдоволь развлечься, необходимо потратить, как, надеюсь, ты понимаешь, довольно приличную сумму! Ты же ведь, возьму на себе смелость предположить, не допустишь, чтобы твоя жена – пардон уже просто сожительница «ессесвенно»! – и сын побирались, и выделишь нам необходимую финансовую поддержку?!
– Лидонька, милая, прости, – вопреки устроенной провокации, всегда отлично «работавшей» ранее, когда дело касалось дополнительных трат, на сей раз спокойно твердил супруг, – но ты же знаешь наше тяжелое положение и тот кредит, оказавшийся – как я даже не представлял! – до такой степени непомерным. Поэтому ты можешь меня сейчас хоть расстреливать, но выделить тебе чего-либо сверх того, что у меня есть в наличии, – а у меня уже давно ничего нет, и это кому, как не тебе, лучше всех должно быть известно! – я попросту не смогу, потому что взять дополнительных средств мне в данном случае в общем-то негде, а лезть в очередные долги я, соответственно, не хочу: мне за машину впору пока расквитаться.
– Да? Так-то сейчас ты заговорил? – говорила Лида более спокойным, но вместе с тем и изрядно ехидным голосом, уперев руки в боки и сверкая зеленоватыми глазками, – Ты, лучше, вспомни чего обещал, когда за мной еще только ухаживал? Я же вот отлично помню, что ты звезду мне сулил с неба достать, а главное, обнадежил, что у меня будет счастливая безбедная жизнь и что я ни в чем не буду нуждаться. Так давай же – выполняй взятые на себя обязательства, а то ведь дождешься в один прекрасный момент, что я соберусь и уйду. Придешь вот так вот с работы – ни меня ни ребенка уже и в помине в этой квартире не существует!
Аронова умышленно не обозначала, что имеет претензии на все нажитое вместе имущество, не желая заранее возбуждать в муже ненужные пока подозрения; ее целью было спровоцировать его на конфликт, чтобы появилась убедительная причина закончить уже изрядно надоевшие отношения, и поступала она так, – нет, не потому, что чего-то боялась либо же опасалась! – просто ей необходимо было создать в общественном мнении уверенность, что это не она распутная женщина, – каковой себя, конечно же, ни на миг не считала! – а ее «драгоценный» супруг не является в необходимой мере благонадежным. Именно поэтому ей и нужна была та убедительная причина, способная обеспечить ей – скорее исключительно для себя, только чтобы хоть как-то успокоить свою, впрочем не до конца еще, видно, испорченную развратом, совесть – более или менее благовидный, не бросающий «грязной» тени, уход.
– Так что ты решил? – продолжала она свои словесные излияния, стремясь как можно больнее задеть дорогого ей некогда человека и готовая ко всему, даже к некоторому физическому насилию, – Ты отпустишь нам сейчас денег, или мне уже начать собираться? Только знай: выберешь ты второй вариант – на мое прощение можешь более не рассчитывать! Так как мы поступим в дальнейшем?
– Я не знаю? – отмахнулся офицер от жены, как от надоедливой мухи, скривив в презрительной усмешке лицо (такие скандалы были в этой семье не редкостью и, к слову сказать, Лидия даже несколько раз собирала некоторые нехитрые вещи и уходила на время к подругам, но всегда потом возвращалась обратно), – Поступай как знаешь: я тебе в этих делах не советчик. Соберешься расстаться – ну что же поделать? – тогда уходи, – и грустно вздохнув, – держать я не буду.
– Значит, так ты решил? – сузив почти вплотную прекрасные глазки и одновременно делая злобным лицо, произнесла высокомерная женщина, вмиг изобразив на лице презрительную гримасу. – Ну, ладно, посмотрим…
На этом они расстались, и женщина, забрав с собой сына, уехала, как она тогда сказала: «Поеду к подруге подумаю, и, может быть, уже не вернусь». «Хорошо, хорошо, – не стал с ней спорить супруг, давно привыкший к таким проявлениям и почему-то уверенный, что и этот раз не явится каким-нибудь неожидаемым исключением, – пусть будет так, как ты решишь и как скажешь». Через пару дней Аронова позвонила и капризным голосом поинтересовалась, собирается ли «благоверный» забрать ее от подруги. Случилось так, как Павел, в принципе, для себя и предполагал, и делать нечего – презрительно ухмыльнувшись, он стал собираться в дорогу. Следует уточнить, что за то время, пока остальная семья отсутствовала, в их доме каким-то чудесным, лучше сказать, таинственным образом холодильник пришел в полностью непригодное для дальнейшей эксплуатации состояние и требовалась полная его замена. Участковый еще не знал, что эта поломка спровоцирована его «дражайшей» супругой, поэтому, как только она появилась в квартире, первым делом обратился к ней с вполне закономерным вопросом: