Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 3
Шрифт:
Каковы, с точки зрения геополитики, основные критерии, которым должен отвечать тот или иной государственный и политический деятель, если он претендует на то, чтобы занять свое место в историческом послужном списке?
Прежде всего, очевидно, он должен трезво и объективно оценивать геополитическое положение своей страны, видеть сильные и слабые стороны этого положения. Он должен обладать глубоким умом, способным анализировать всю совокупность важнейших факторов мировой политики, и на основе такого анализа вырабатывать стратегию своей страны в международной сфере. Иными словами, политический реализм – неотъемлемое качество крупного государственного деятеля. И конечно же, дипломата, каким он проявил себя в годы второй мировой войны (да и не только тогда, но и раньше, и после – в послевоенную эпоху). Но на одном политическом реализме, как говорится, далеко не уедешь. Для успешного осуществления выработанной долговременной стратегии на международной арене необходимы реальные материальные предпосылки в виде соответствующего
Непосредственно в сферу дипломатии Сталин вступил во время второй мировой войны. Хотя, конечно, обязательно необходимо сделать следующее замечание: как главный руководитель государства и правящей партии он с самого начала принимал непосредственное и активнейшее участие в разработке как общего внешнеполитического курса страны, так и в осуществлении большинства сколько-нибудь важных дипломатических акций. В этом плане он, безусловно, не был новичком и приобрел колоссальный опыт. Опираясь на этот опыт, он во время войны смог успешно осуществлять руководство страной и всеми важнейшими сторонами ее жизнедеятельности. В предвоенный и военный период В.М. Молотов был главой внешнеполитического ведомства, но общеизвестно, что ни одно сколько-нибудь важное (а часто и даже второстепенное) решение не принималось в обход или же без одобрения самим Сталиным. МИД и его аппарат были вспомогательным инструментом, с помощью которого Сталин осуществлял и руководство, и управление всей дипломатической деятельностью страны.
Особое место в этой сфере его деятельности занимают встречи с лидерами «большой тройки» в рамках Тегеранской, Ялтинской и Потсдамской конференций, о чем было довольно подробно рассказано в предыдущем разделе. Даже самый беглый обзор некоторых моментов деятельности Сталина в сфере геополитики дает основание считать его крупнейшим политиком XX века. В известном смысле даже можно сказать, что он был мастером больших «геополитических игр», ареной которых был мир в первой половине минувшего столетия. Геополитика – это та сфера, где моральные критерии не играют определяющей роли. К сожалению, но это так. Поэтому, когда люди определенной политической ориентации при подходе к оценке исторической роли Сталина, в том числе и в сфере геополитики, оперируют чуть ли не исключительно моральными категориями, – это вызывает недоумение. С таким подходом нельзя согласиться. Масштабы Сталина как исторической личности требуют многогранного подхода. Ограничиваться, а тем более всецело концентрироваться на чисто моральных аспектах его внешнеполитической стратегии и вообще всей его политической деятельности – значит до крайности упрощать дело, полностью игнорировать исторические реалии той эпохи.
Давая обобщенную оценку роли Сталина как дипломата, следует подчеркнуть: Сталин в годы второй мировой войны, в процессе постоянного обсуждения чрезвычайно важных и сложных проблем взаимодействия со своими союзниками по антигитлеровской коалиции, в процессе выработки основ послевоенного мирового устройства окончательно сформировался как самостоятельно и оригинально мыслящий политический деятель мирового масштаба. Он совершенствовал в себе способность к концептуальному мышлению: научился глубоко и, большей частью, безошибочно анализировать события и явления общественной жизни, и на этой базе выдвигал идеи и предложения, которые составляли платформу его политических действий. Он стремился смотреть вперед и всегда видел цель, во имя которой он работал. Соединение концептуального мышления с целеустремленностью придавало его политической философии действенность, силу и энергию. Он обладал широким государственным кругозором, умел видеть перспективы развития, что дано не каждому. Грандиозность задач, стоявших перед страной, как бы возвышала его самого и требовала от него, чтобы он соответствовал масштабам и сложности этих задач.
Особо следует отметить такое его качество как политика и дипломата, как феноменальная память, позволявшая ему вести предметный спор по самым сложным и самым широким проблемам, являвшимся предметом дипломатических переговоров. В этой сфере ему не было равных среди контрагентов по переговорам. Порой даже случались любопытные казусы, ставившие в тупик тех западных деятелей, которые вели со Сталиным дискуссии по тем или иным конкретным вопросам. Так, во время работы в журнале «Международная жизнь» (когда ее главным редактором был министр иностранных дел СССР А.А. Громыко) мне довелось услышать из уст Громыко следующий характерный эпизод из дипломатической практики Сталина. Речь шла о проблемах границ в Европе. И Громыко вспомнил, как однажды на встрече «большой тройки» при обсуждении вопроса о послевоенных границах Советского Союза Черчилль, обращаясь к Сталину, воскликнул: «Но, господин Сталин, ведь Львов никогда не входил в состав России!» После короткого раздумья Сталин спокойно ответил: «Да, господин Черчилль, Вы правы – Львов никогда не входил в состав России. Но Варшава-то входила!» По словам Громыко, Черчилль был настолько потрясен этим аргументом, что не смог ничего возразить и выглядел откровенно растерянным. То, как об этом эпизоде рассказывал Громыко, как он оттенил силу аргументации и мгновенную реакцию Сталина, свидетельствовало о его восхищении умением Сталина бескомпромиссно и решительно отстаивать интересы Советского Союза [750] .
750
А.А. Громыко. Дипломат, политик, ученый. М. 2000. С. 179.
Справедливости ради надо отметить, что сам Черчилль в своих мемуарах излагает события в том духе, будто не русские, а представители Польского национального комитета (поддерживавшиеся Москвой) сами поставили вопрос о передаче Львова под контроль СССР и т.д. [751]
Раз уж я сослался на устное заявление Громыко, то, полагаю, обоснованно и целесообразно привести некоторые его существенно важные оценки Сталина как политика и дипломата. Тем паче что Громыко, пожалуй, чаще многих других общался со Сталиным по работе на протяжении многих, в том числе и военных лет. Помимо этого, он не хуже, а скорее, лучше других был способен оценить объективно качества Сталина как дипломата.
751
Уинстон Черчилль. Вторая мировая война. Т. 3. С. 456.
«Что бросалось в глаза при первом взгляде на Сталина? Где бы ни доводилось его видеть, прежде всего обращало на себя внимание, что он человек мысли. Я никогда не замечал, чтобы сказанное им не выражало его определенного отношения к обсуждаемому вопросу. Вводных слов, длинных предложений или ничего не выражающих заявлений он не любил. Его тяготило, если кто-либо говорил многословно и было невозможно уловить мысль, понять, чего же человек хочет. В то же время Сталин мог терпимо, более того, снисходительно относиться к людям, которые из-за своего уровня развития испытывали трудности в том, чтобы четко сформулировать мысль.
Глядя на Сталина, когда он высказывал свои мысли, я всегда отмечал про себя, что у него говорит даже лицо. Особенно выразительными были глаза, он их временами прищуривал. Это делало его взгляд еще острее. Но этот взгляд таил в себе и тысячу загадок…» [752]
Сталин проявил себя не только как мыслящий политик и дипломат, тонко разбирающийся во всех хитросплетениях международно-политической борьбы, а также ситуации в том или ином регионе, о котором речь шла на переговорах, но и как человек исключительно целеустремленный, умеющий добиваться поставленной цели вопреки всему, наперекор всем трудностям и преградам, встававшим на его пути. Да, он был безжалостен и часто весьма неразборчив в своих действиях и поступках. Груз моральных угрызений не отягощал его сознание, не давил тяжелым бременем на его плечи. Достижение поставленной цели являлось главным побудительным мотивом, основной пружиной, которая раскручивала всю его кипучую энергию. Конечно, нельзя не признать, что поведение Сталина-политика и дипломата часто укладывалось в рамки известных постулатов Н. Макиавелли. Политику Сталин не увязывал с моралью, что, естественно, развязывало ему руки для действий и поступков, не укладывавшихся в строгие моральные принципы. Из этого не следует, что его политические действия априори носили аморальный, безнравственный характер. Он считал, что мораль и ее принципы должны быть подчинены классовым интересам, поскольку и мораль, и нравственность, по его убеждению, также всецело имели классово обусловленную природу.
752
А.А.Громыко. Памятное. Книга первая. М. 1988. С. 199.
Сталин как дипломат умел великолепно себя держать, проявляя, когда надо, недовольство, злость, неуступчивость и железную твердость и т.д. Но умел он и пошутить, причем шутки его всегда были окрашены в сугубо политические тона, и частенько вызывали фурор, а то и просто негодование Черчилля. Один такой забавный эпизод приводит в своей книге сын президента США Эллиот Рузвельт. Вот что он писал в своих воспоминаниях:
«К концу обеда Дядя Джо (так американцы и англичане за глаза называли Сталина – Н.К.) поднялся, чтобы предложить тост по вопросу о нацистских военных преступниках. Я не могу точно припомнить его слова, но он произнес примерно следующее:
– Я предлагаю выпить за то, чтобы над всеми германскими военными преступниками как можно скорее свершилось правосудие и чтобы они все были казнены. Я пью за то, чтобы мы объединенными усилиями покарали их, как только они попадут в наши руки, и чтобы их было не меньше пятидесяти тысяч.
Как ужаленный, Черчилль вскочил с места. (Кстати, премьер-министр во время всех тостов пил только свой излюбленный коньяк. Поглощая каждый вечер солидную дозу этого напитка, он хорошо натренировался для беседы такого рода. Все же я подозреваю, что в данный вечер даже этот заядлый пьяница владел языком хуже обычного.) Его лицо и затылок побагровели.