Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 3

Капченко Николай Иванович

Таковы в самом общем, конспективном виде, главные мотивы, толкнувшие вождя на проведение идеологических кампаний. Это всего лишь мои личные предположения, которые могут содержать в себе элементы упрощения или тенденциозного субъективизма.

Другая точка зрения на побудительные истоки сталинских идеологических кампаний сложилась давно, и надо сказать, что она является господствующей не только среди западных специалистов, но и среди многих (если не большинства) российских историков-исследователей данного периода советской эпохи. Довольно четко ее выразил итальянский специалист по истории Советского Союза Дж. Боффа. Он писал по этому поводу:

«Хотя смутные надежды на обновление страны после войны не могли найти себе политического выражения, существовала вероятность, что они проявятся каким-либо образом в сфере культуры; это было тем более возможно, что в военные годы интеллигенция и народ накрепко слились друг с другом. Мы не хотим сказать, что в кругах советских

деятелей культуры существовало какое-либо оппозиционное движение. Скорее это было ощущение новой творческой силы. Деятели культуры стремились более глубоко отражать драматические перипетии человеческой жизни и политических событий, тесно связанных в это время. Кроме того, в стране, пережившей трагические периоды, проявлялся огромный интерес к культурным ценностям. На вечерах поэзии такие замечательные авторы, как Пастернак и Ахматова, пользовались колоссальным успехом у молодежи. Сталинское руководство опасалось развития живой мысли, не поддающейся контролю. Как и в случае с бурным обновлением партийных рядов, эти процессы начали вызывать беспокойство еще в 1944 г. Летом 1946 г., в момент обострения голода, было начато широкое наступление против автономии культурной жизни, где бы она ни проявлялась» [994] .

994

Джузеппе Боффа. История Советского Союза. Т. 2. С. 328 – 329.

Конечно, можно оспорить некоторые положения из приведенного пассажа, однако нельзя отрицать, что в высказывании итальянского автора есть рациональное зерно. Тем более, что в каких-то нюансах эта точка зрения перекликается с позицией такого крупного представителя советской литературы, как К. Симонов, который, как говорится, на собственной шкуре испытал все перепады и зигзаги сталинской политики в области литературы и искусства. В своих размышлениях о Сталине он писал следующее: «В то же время в постановлении о ленинградских журналах не было, вернее, за ним, думаю, субъективно для Сталина не стояло призыва к лакировке, к облегченному изображению жизни, хотя многими оно воспринималось именно так. Почти одновременно, в этот же период, Сталин поддержал, собственно говоря, выдвинул вперед такие, принципиально далекие от облегченного изображения жизни вещи, как „Спутники“ Пановой или чуть позже „В окопах Сталинграда“ Некрасова. Вслед за ними вскоре получила премию и трагическая „Звезда“ Казакевича, изобиловавшая конфликтами „Кружилиха“ Пановой. Нет, все это было не так просто и не так однозначно. Думается, исполнение, торопливое и какое-то, я бы сказал, озлобленное, во многом отличалось от замысла, в основном чисто политического, преследовавшего цель прочно взять в руки немножко выпущенную из рук интеллигенцию, пресечь в ней иллюзии, указать ей на ее место в обществе и напомнить, что задачи, поставленные перед ней, будут формулироваться так же ясно и определенно, как они формулировались и раньше, до войны, во время которой задрали хвосты не только некоторые генералы, но и некоторые интеллигенты, – словом, что-то на тему о сверчке и шестке» [995] .

995

Константин Симонов. Глазами человека моего поколения. «Знамя». 1988 г. № 3. С. 50.

Теперь перейду к конкретным областям духовной жизни, непосредственно затронутым, если здесь уместно данное определение, сталинской культурной революцией послевоенного периода.

Литература

Если определять главную причину развернутой вождем кампании «по наведению порядка» в области литературы, да и других сфер духовной жизни общества, то в основе лежал тезис, сформулированный Сталиным в 1946 году. Тогда он заявил: «В последнее время во многих литературных произведениях отчетливо просматриваются опасные тенденции, навеянные тлетворным влиянием разлагающегося Запада, а также вызванные к жизни подрывной деятельностью иностранных разведок. Все чаще на страницах советских литературных журналов появляются произведения, в которых советские люди – строители коммунизма изображаются в жалкой карикатурной форме. Высмеивается положительный герой, пропагандируется низкопоклонство перед иностранщиной, восхваляется космополитизм, присущий политическим отбросам общества.

В репертуарах театров советские пьесы вытесняются порочными пьесами зарубежных буржуазных авторов.

В кинофильмах появилось мелкотемье, искажение героической истории русского народа» [996] .

Своего рода сигналом к развертыванию широкомасштабных кампаний в духовной сфере послужило постановление ЦК партии «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» от 14 августа 1946 г., которое, конечно, не было каким-то открытием в области партийной политики в сфере литературы. И до этого принимались различные постановления, но это имело особый смысл – оно как бы давало набатный сигнал для фронтальной атаки на целые литературные направления и отдельных писателей, которые, по мнению Сталина, заслуживали самого сурового осуждения. И они должны были пройти через сталинскую идеологическую инквизицию. Сам тон постановления, резкость и категоричность оценок и выводов не оставляли сомнений в том, что вождь взялся за это дело со всей строгостью и серьезностью.

996

И. Сталин. Соч. Т. 16. С. 51.

Постановление начиналось с резкого осуждения М. Зощенко. В нем отмечалось, что в журнале «Звезда» за последнее время, наряду со значительными и удачными произведениями советских писателей, появилось много безыдейных, идеологически вредных произведений. Грубой ошибкой «Звезды» является предоставление литературной трибуны писателю Зощенко, произведения которого чужды советской литературе. Редакции «Звезды» известно, что Зощенко давно специализировался на писании пустых, бессодержательных и пошлых вещей, на проповеди гнилой безыдейности, пошлости и аполитичности, рассчитанных на то, чтобы дезориентировать нашу молодежь и отравить ее сознание. Последний из опубликованных рассказов Зощенко «Приключения обезьяны»… представляет пошлый пасквиль на советский быт и на советских людей. Зощенко изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме, клеветнически представляя советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами. Злостно хулиганское изображение Зощенко нашей действительности сопровождается антисоветскими выпадами [997] .

997

Власть и художественная интеллигенция. С. 587.

Ко всему прочему писатель был обвинен в недостойном поведении во время войны, когда он, ничем не помогая советскому народу в его борьбе против немецких захватчиков, написал такую омерзительную вещь, как «Перед восходом солнца.» Словом, набор обвинений далеко выходил за чисто литературные рамки и как бы негласно ставил Зощенко в один ряд с врагами советского народа. А это был уже явный перебор, что, однако, нисколько не смущало авторов постановления. В 30-е годы подобная оценка расценивалась бы как политическое преступление со всеми вытекающими из этого выводами.

Следующим главным фигурантом обвинений стала А. Ахматова. Журналу «Звезда» инкриминировалось в вину, что он всячески популяризирует также произведения писательницы Ахматовой, литературная и общественно-политическая физиономия которой давным-давно известна советской общественности. Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусства для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе [998] .

998

Власть и художественная интеллигенция. С. 588.

Постановление констатировало, что все это внесло элементы идейного разброда и дезорганизации в среде ленинградских писателей. В журнале стали появляться произведения, культивирующие несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада. Стали публиковаться произведения, проникнутые тоской, пессимизмом и разочарованием в жизни. Далее перечислялись некоторые произведения, помещенные в журнале, в качестве доказательства того, что идейный и художественный уровень журнала снизился.

Соответствующую долю резко критических обвинений получил и журнал «Ленинград». Главную причину всех этих срывов авторы постановления усматривали в том, что руководители журналов «забыли, что наши журналы являются могучим средством советского государства в деле воспитания советских людей и в особенности молодежи и поэтому должны руководствоваться тем, что составляет жизненную основу советского строя, – его политикой. Советский строй не может терпеть воспитания молодежи в духе безразличия к советской политике, в духе наплевизма и безыдейности» [999] .

999

Власть и художественная интеллигенция. С. 589.