Политическая история Первой мировой
Шрифт:
Сбывались слова Льва Толстого, сказанные в 1893 году, о том, что войны русских с немцами будут «требовать все… газеты, и, как это всегда кажется, общественное мнение всего народа».
Народа ли?
Сам Толстой понимал, что в тогдашней России «общественное мнение» всё чаще становится на деле антиобщественным, потому-то он и отметил: «…как это всегда кажется». Но то, что понимал Толстой, понимали и через двадцать лет после его предупреждения, увы, далеко не все.
Спровоцированный смысл первой Балканской войны
Здесь всё «провернули» быстро: с 29 июня до 10 августа 1913 года. Болгария потерпела поражение, и часть её новых земель совместно общипали «братья»-сербы, греки и турки.
Турецкие акции несколько укрепились, и теперь Париж мог не опасаться разрушения Турции, в которой 63 % (почти две трети!) иностранных капиталовложений было французского происхождения.
В ЭТОЙ книге я практически не касаюсь отношений России в XX веке с Австро-Венгрией, да и Турцией, но для наших целей это – вполне второстепенные сюжеты. К началу XX века Турция – былой грозный противник России – не котировалась, ослабела и имела устойчивую и вполне «заслуженную» ей репутацию «больного человека Европы».
Австро-Венгрия – при том, что эта «лоскутная империя» была раздираема внутренними противоречиями – и к началу Первой мировой войны была достаточно всё же сильна и представляла для России определённую угрозу.
Тем не менее серьёзным противником «один на один» Австрия быть для России не могла с любой точки зрения. Достаточно напомнить, что чешские полки австрийской армии во время войны порой переходили на сторону русских с развёрнутыми полковыми знамёнами… Психологически ситуацию прекрасно описал Ярослав Гашек в своём бессмертном «Швейке», причём Гашек знал, о чём писал: он сам воевал и сам быстро перешёл на сторону России.
На протяжении веков Австрийская империя была одним из ведущих участников европейского политического «ансамбля», а Вена – важнейшей европейской столицей, от которой зависело решение важнейших вопросов. Однако если Пруссия усиливалась, объединяя вокруг себя всех немцев, то Австрия как второе (и даже первое по мощи) государство немцев постепенно дряхлела.
Во второй половине XIX века Австрийская империя вела активную борьбу с Прусским королевством за гегемонию во всё ещё разъединённой Германии, но и тут всё было непросто… Так, в 1864 году Австрия вместе с Пруссией провела войну против Дании, закончившуюся передачей провинций Шлезвиг и Гольштейн под управление Пруссии и Австрии. А вскоре из-за этих же земель началась уже… австро-прусская война 1866 года. Она окончательно расставила точки над «i»: пруссаки при Садовой победили, австрияки проиграли и, чтобы как-то удержаться в европейских лидерах, в 1867 году образовали «двуединую» Австро-Венгерскую империю, объединившись с Венгрией.
Ранее Венгрия по отношению к Австрии имела положение полуколонии, но теперь поддержка венгерских магнатов оказывалась просто необходимой для укрепления расшатанного имперского фундамента… Былая абсолютистская Австрия была преобразована в «конституционное» двуединое государство, разделённое по линии реки Лейта на две самоуправляемые части: Австрию (Цислейтанию) и Венгерское королевство (Транслейтанию).
И почти сразу после этого Австрия нормализовала свои отношения с объединённой под рукой Пруссии новой Германской империей, а также с Италией. В 1882 году был образован блок «центральных держав» – Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии, который в 1891 году было договорено автоматически продлять в 1902 и 1912 году.
Однако с самого начала «Тройственного согласия» европейская роль Австрии, уже в облике «Австро-Венгрии», была решена: она становилась в новой политической «тройке» одной из «пристяжных» при германском «кореннике». В русских делах, впрочем, Австрия то и дело сбивалась на враждебную к России политику, в связи с чем былые «дружественные» отношения Вены и Петербурга времён наполеоновских войн сменились более чем прохладными. А растущее стремление Петербурга «встревать» в дела южных славян на Балканах не исключало вероятности прямого военного конфликта между Австро-Венгрией и Россией. Но единоличный конфликт был, как уже сказано, вряд ли возможен: ни внутреннее политическое положение, ни состояние австрийской экономики не позволяли Австрии идти на самостоятельную антироссийскую авантюру. В то же время Австрия была прямой, в том числе военной, союзницей Германии, как член Тройственного союза.
Всё это англосаксонские планировщики будущей войны, конечно же, учитывали.
В РУССКИХ балканских сюжетах издавна фигурировала тема черноморских проливов, не изжитая и к началу XX века. И раз уж они помянуты, то скажу, забегая вперёд, что ещё одним стойким заблуждением является уверенность многих в том, что в начавшейся вскоре Большой, Мировой, войне Россия воевала как раз за обладание черноморскими проливами и что именно проливами собиралась-де расплатиться Антанта с Россией в случае общей победы.
Увы, читатель, и «за проливы» русские Иваны платили жизнью в счёт будущих прибылей всё тех же Ротшильдов. Проливы нужны были им и Нобелям, как хозяевам русской нефти. Проливы нужны были французскому Капиталу, владевшему Донбассом и тяжёлой промышленностью Юга России.
«Русскими» проливами перерез'aлись бы и германские интересы на Ближнем Востоке, уже во славу Ротшильдов английских, а заодно с ними – и во славу нефтяного магната Детердинга…
Впрочем, англичане больше рассчитывали на то, что босфорско-дарданелльский «улов» Николая Романова разделят на всех.
Не светило нам ничего и на самих Балканах, хотя в России тогда думали иначе. Есть интересный документ – «Записка статского советника А. М. Петряева». Александр Михайлович Петряев знал Балканы хорошо, он там долго служил консулом. Будучи уже товарищем министра иностранных дел в 1917 году, он писал: «Англия и Франция не будут способствовать образованию на берегах Адриатики большого славянского государства, тяготеющего к России. Они, несомненно, предпочтут создание независимого Хорватского королевства, которое всецело подпадет под их влияние».